Богородица

Архив номеров Номер 17

Соблазн радикализма и раскола

Николай СИМАКОВ


Сегодня в нашей стране вновь появился политический и религиозный радикализм. Этот русский соблазн уже не раз порождал в истории нашего отечества различные церковные и национальные расколы, тяжелые смутные времена лихолетий и разорений. Впервые религиозно-политический радикализм появился в истории России в эпоху церковного раскола XVII века. Именно тогда, в эпоху мятежного протопопа Аввакума, а затем Никиты Пустосвята впервые прозвучали слова и пророчества о том, что Третий Рим пал, русского православного царства больше нет. История, по мнению раскольников, окончилась в 1666 году и наступило царство антихриста. Больше нет русских православных царей, Алексея Михайловича Тишайшего и Патриарха Никона раскольники XVII века считали врагами Православия и слугами антихриста. Церковь «никонианская», говорили они, безблагодатная, в ней нет спасения, русское государство — царство зверя, из которого надо бежать в леса, — в «невидимый град Китеж», чтобы спастись.

Религиозный радикализм раскольников XVII века закончился проповедью самосожжения как единственного пути спасения от власти антихриста, привел к массовым гарям. Расколоучители не раз поднимали казаков и стрельцов на бунты против царской власти и государства. Поборники старой веры спровоцировали бунт Стеньки Разина, который вылился в целую войну народов Поволжья против Московского государства в 1667–1671 годах. В 1681 году раскольники подняли стрелецкий мятеж в Москве. Позже разразился булавинский бунт казаков-староверов в 1708–1710 годах и даже уход их в Турцию. Особенно опасным врагом русского государства стала пугачевщина, бунт казаков-старообрядцев, ставший гражданской войной, направленной на уничтожение Российской империи. Таким образом, почти два столетия, XVII–XVIII века, раскольники поднимали народ на бунт, восстание, гражданскую и религиозную войну против Православной Церкви и Русского государства.

На смену религиозному радикализму XVII и XVIII столетий в XIX и XX веках пришел радикализм революционной интеллигенции. Начиная от Пестеля, Бакунина и Желябова до Троцкого, Ленина, большевиков и эсеров сформировался особый тип секулярно-политического радикализма. Этот тип левого радикализма, исповедующего революционный террор,привел Россию в 1917 году к невиданной катастрофе и государственному крушению.

В России в ХХ веке многие десятки миллионов людей заплатили своей жизнью за идеологию революционно-политического радикализма. Различные слои и сословия русского общества были безжалостно истреблены как «классовые враги», почти вся старая традиционная Россия погибла — таковы были горькие плоды этого крайнего мировоззрения.

В 90-е годы прошлого века наступила эпоха либерально-демократи­ческого радикализма, которая в нашем обществе пришла на смену обветшалому марксизму-ленинизму.

Радикальная либерализация обернулась для страны «великой криминальной революцией», разграблением и расчленением сверхдержавы, обнищанием и вымиранием народа. Как реакция на нынешнее положение народа и страны, пережившей в 90-е годы либеральный беспредел, родился новый, современный, национально-патриотический тип русского радикализма. В отличие от прежнего левого радикализма, который в течение двух столетий доминировал в России, современный радикализм — правый. Сегодня в патриотическом и православном общественном движении правый радикализм растет и процветает. Он набирает силы не по дням, а по часам, Начинается массовое заражение его идеями и духом. Если ты радикал, то, значит, ты настоящий патриот, ты действительно православный и борец за истину и правду, ты почти святой подвижник! Сегодня действует правило: чем радикальнее, тем истиннее! Снова, как и раньше, нынешний радикализм зовет к революции — теперь уже не левой, а правой, «национальной», как единственному пути «спасения» России и русского народа. В одном из манифестов современного радикализма с символическим названием «Не мир, но меч» автор прямо декларирует: «А полная правда такова: каждый из нас — редактор ли он, публицист или шофер такси, должен для себя ясно и недвусмысленно решить — идет он на священную войну за освобождение русского народа от вражеской оккупации или нет»1.



Теология революции как «русская идея»

Характерной особенностью современного радикализма является стремление во что бы то ни стало соединить религию и революцию, освятить ее «истинным православием», религиозно санкционировать «национальную революцию». Современные ультраправославные идеологи радикализма пишут о том, что якобы к экстремизму и революции нас призывает Сам Христос. «К православному экстремизму призвал нас Сам Господь, сказав: “Теперь... продай одежду свою, и купи меч” (Лк. 22:36)», — пишет автор книги «Не мир, но меч». «Православными экстремистами, — пишет он, были все без исключения святые угодники Божии — мученики и бессребреники, преподобные и юродивые... Думаю, что не будет преувеличением сказать, что от века и доныне вход в рай сладости Божией, в Царство Небесное, в вечную блаженную жизнь в Духе Святом возбранен всем, кроме православных экстремистов...»2. Очевидно, что автор исповедует не евангельское Православие.

Фактически современный религиозно-политический радикализм полностью отверг евангельского Христа и создал русский вариант так называемой «теологии революции».

Традиционное церковное Православие не санкционирует «национальную революцию», поэтому идеологи радикализма не принимают его, постоянно обвиняя в «толстовском непротивленчестве» и «толерантности». Они стремятся создать свое «боеспособное христианство яростного Спаса», способное поднять народ на восстание и на религиозно-национальную революцию. «Героическая сущность Христианства полностью нивелируется, — пишут авторы статьи «Мы— новые опричники», — забываются слова Спасителя: “Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч” (Мф. 10, 34)».

«Сегодня нам как никогда необходим Орден христолюбивых воинов подвижников, предводимый победоносным и яростным Архистратигом. Сегодня нам необходимо восстание немногих, необходимо боеспособное христианство. Нам нужен яростный Спас», — считают авторы. «Хватит отступать со своей земли, хватит отступаться от своей веры! Восстание немногих или медленное умирание; новая общность или руины — иного выбора нет. Не надо бояться гражданской войны, не надо бояться революций»3.

В истории христианства не раз уже возникали подобные варианты «теологии революции», превращающие Господа Иисуса Христа в «пламенного революционера», а Евангелие — в религиозно-революционную доктрину, санкционирующую «право народа на восстание». Уже в Средние века появились различные ереси, такие, например, как Дольчино и «апостольские братья» которые, призывали в Италии к «священной войне» народа против Церкви и государства. В XV веке появились гуситы и табориты, которые «во имя библейских заповедей» развязали в 1419–1434 годах религиозные войны в центре Европы. В XVI веке в Германии анабаптисты и Томас Мюнцер выступали с проповедью религиозно-политической революции и «священной войны», опираясь на библейские и евангельские тексты. Мюнцер неустанно призывал к беспощадному истреблению «врагов Божьих» как к исполнению заповедей Христовых: «Христос повелел многозначительно: “И приведите моих врагов и избейте их передо мной”. Почему? А потому, что они вредили Христову правлению», — писал он в своих проповедях. В результате его призывов в Германии в XVI веке началась религиозная война, в ходе которой восставшие крестьяне «во имя Евангелия, веры и Христа» истребляли духовенство, дворянство, богатых горожан, разрушили и сожгли множество городов и замков.

В России впервые «теология революции» появилась в работах известных религиозных публицистов, писателей и поэтов «серебряного века»: Д.Мережковского, З.Гиппиус, А.Блока и др. Они хотели соединить, «синтезировать» революцию и религию, христианство и язычество, Христа и Диониса. В их манифестах Христос очень часто превращался в «вождя религиозно-политической революции», а само христианство выступало как революционная апокалиптика, направленная против самодержавия и Православной Церкви. «Религиозная революция предельная и окончательная, ниспровергающая всякую человеческую власть, всякое государство в его последних, метафизических основаниях,— писал Д.Мережковский.— И острие меча Христова, поднятого для этой брани, есть первое пророческое слово великой русской религиозной революции, слово, недаром идущее именно от нас: самодержавие — от антихриста»4. Не случайно для Д.Мережковского «русская идея» — это прежде всего религиозная революция, которая призвана не только разрушить старую православно-самодержавную Россию, но и открыть новую эпоху так называемого «апокалиптического христианства третьего завета». Русская теология революции нашла свое отражение и в поэме А.Блока «Двенадцать». Банда насильников, грабителей и убийц «чудесным образом» превращается в поэме «Двенадцать» в «религиозных революционеров», во главе которых

Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз
Впереди — Исус Христос.

Идеологи современного радикализма, несмотря на трагический и страдальческий русский опыт истребительной революции 1917 года, продолжают как ни в чем небывало пропаганду «теологии русской революции» и сегодня. Они, как и прежде, неустанно утверждают и доказывают, что Россию спасет только новая революция, теперь уже не пролетарская, а национальная, которая, по их мнению, и есть «русская идея» в XXI веке. «Таким образом, сегодня русская идея есть идея национально-освободительной борьбы; я бы даже сказал войны русского народа... — пишет один из идеологов современного религиозно-политического радикализма.— ...Уверяю Вас — перед русской национальной революцией падут в прах все крепости и бастионы врага, бесполезными станут все гигантские ресурсы, которые направлены против нас»5.


Современная апокалиптика
и «православный протестантизм»

Современный русский радикализм — это не только «зилоты», но и «кафары», то есть не только идеологи «национальной революции», но и ультраправославные ревнители «истинной веры». Сегодня появились журналы и газеты такие как «Первый и последний», «На страже Православия», «Дух христианина» и другие, в которых постоянно пишется и говорится о том, что современному человечеству угрожает «электронный концлагерь», в котором человек потеряет не только свободу, но и спасение души. При этом «от электронного Дахау», утверждают авторы апокалиптических статей, нас уже не сможет спасти ни вера православная, ни Церковь, ни Промысл Божий. По мнению современных «ревнителей веры», Господь Вседержитель оказывается «бессильным» перед современным компьютерно-сетевым обществом в техногенно-виртуальной цивилизации. Современные апокалиптики полностью отвергают провиденциальный смысл истории. Для них история уже закончилась и наступила эра «электронно-типового рабства», которая и есть царство антихриста.

Религиозный радикализм современных апокалиптиков приводит их к конфликту сосвященноначалием Русской Православной Церкви, поскольку оно не поддерживает их страхов и ужасов перед «электронным царством антихриста», которые они сеют в народе. Поэтому современные апокалиптики и кафары-ревнители «истинной веры» ведут борьбу с Патриархом, Синодом и священноначалием Церкви, «обличая» их в своих многочисленных обращениях и манифестах в различных «ересях» и, конечно, в «измене Православию».

Благодаря их усилием сегодня появился своеобразный «православный протестантизм» — целое движение, которое фактически готовит проведение антицерковной реформации. Только русская реформация сегодня готовится не слева, как во времена обновленчества 20–30-х годов прошлого века, а справа, как возвращение якобы к «истинно православной соборности». Современные ультраправославные ревнители веры считают себя «большими традиционалистами» чем Патриарх и Архиерейские Соборы. Они создают новую экклесиологию «соборно-народной церкви», в которой народ является «главным хранителем православия и арбитром» во всех вопросах церковной жизни. Религиозное народничество и «теория народного суверенитета» заменили у «православных протестантов» церковную иерархию и архиереев как носителей апостольского преемства. Современные реформаторы стремятся провести «перестройку и широкую демократизацию» в самой Церкви, превратив ее из «клерикальной» в «истинно-православную» и «народно-соборную». Поэтому ревнители соборности на многочисленных собраниях, стояниях и митингах требуют немедленного созыва Поместного Собора, с участием революционно настроенных мирян, на котором они хотят дать бой «клерикалам», то есть Патриарху и архиереям, чтобы решить «все наболевшие проблемы церковной жизни». «Что же нам делать? Бороться! Нам всем необходимо бороться за восстановление принципа соборности...» — пишут современные реформаторы.

«Дело борьбы за очищение Русского Православия и возрождение Православного Самодержавия следует начать как раз с подготовки Поместного Собора, безотлагательного проведения которого народ Божий вправе требовать от священноначалия». «Владыки, нам нужно знать, с кем вы: с неисправимыми врагами Христа или с Народом-Богоносцем?»6  — вопрошают современные «православные» революционеры. Религиозный радикализм нынешних «православных» революционеров, протестантов и лжесоборян повторяет судьбу раскольников как XVII, так и ХХ века. Он несет смуту, раскол, соблазн реформации, выступая от имени якобы «истинной веры» против Матери-Церкви, ее единства и святоотеческого учения. «Самое тревожное мое наблюдение последних лет,— пишет диакон Андрей Кураев — состоит в том, что сейчас, в начале XXI века, наша Православная Церковь оказалась на пороге не то что раскола, а гораздо более серьезной вещи. Я считаю, что на наших глазах начинается русская реформация. В Европе Реформация произошла пять веков назад. У нас она припозднилась: ждала, пока не ослабнет государство. Пока была государственная власть с ясной и жесткой религиозной политикой (сначала православной, потом атеистической), мирянский активизм осаживался. Теперь этот “удерживающий” отошел. И мы увидели лицо “русского бунта”. Лицо Григория Распутина и Пелагеи Рязанской»7.



Левый радикализм, или Соблазн реформации

В наше смутное время наряду с правым религиозно-политическим радикализмом существует и левый радикализм. Своими истоками и корнями он уходит еще в эпоху так называемого ренессанса «серебряного века», знаменитых религиозно-философских собраний начала ХХ века. На них впервые была выдвинута в России программа «нового христианства», обновления старого «казенного православия» и вообще исторического христианства.

Яркие проповедники религиозного модернизма, так называемого неохристианства «третьего завета» Д.С. Мережковский, В.В. Розанов, Вяч. Иванов и др. создали целое общественное движение, названное ими «новым религиозным сознанием и общественностью», целью которого было проведение религиозной реформации в России. Этим планам помешала наступившая революция 1917 года. Позднее, в 20-х и 30-х годах ХХ века, появилось обновленческое движение, которое стремилось изо всех сил расколоть и уничтожить «монархическую и контрреволюционную» патриаршую Церковь. «Живоцерковники» во главе со своим «митрополитом» Александром Введенским, опираясь на поддержку советской власти, пытались вместо канонической Церкви создать свою обновленческую. Наш православный народ, несмотря на насилия и обман, не принял «красных попов-живоцерковников», инспирированных большевиками. Тысячи святых новомучеников и исповедников в это время пошли на Голгофу, чтобы ценой своей жизни сохранить православную веру и каноническую Церковь в России.

Однако идеи и взгляды христианских модернистов, обновленцев и реформаторов не умерли: они вновь воскресли в эпоху религиозных исканий неофитской интеллигенции 60–70-х годов прошлого века. Либерально настроенная интеллигенция в эти годы обращается не к святоотеческому Православию, а к близкому и родному по духу религиозно-философскому наследию «серебряного века». Отец русского религиозного модернизма Вл. Соловьев, а не святитель Игнатий Брянчанинов становится властителем дум и чаяний значительной части духовно ищущей интеллигенции в это время. В школе христианского модернизма сформировалось мировоззрение поздних эпигонов «соловьевства»: о. Александра Меня, С.Аверинцева, о. Георгия Кочеткова и других проповедников «обновленного православия», не знающего конфессиональных границ. «Я не советую ориентироваться ни на католическую, ни на православную церковь, а на единую церковь будущего надо ориентироваться»8, — писал о. Александр Мень, буквально повторяя слова и мысли своего учителя Вл. Соловьева.

Современный религиозный модернизм и неообновленческий радикализм яростно выступают против традиционного святоотеческого Православия и Церкви, упрекая их в «фундаментализме и конфессионализме». «У той церкви, которая сама себя уже называет православной, возникает сомнение в ее подлинном православии... Когда церковь начинает называть себя православной... — тут такой гордыней прет, гордыня из ушей лезет! И за эту церковь становится страшно!»9— утверждает один из современных обновленцев. Поэтому современные радикалы-реформаторы, борцы с «православным конфессионализмом» и «клерикализмом» создают свои особые обновленческие общины, свои миссионерско-катехизаторские и молодежные центры, через которые они и ведут свою лукавую проповедь о необходимости реформации в Церкви. Главная задача, которую ставят современные реформаторы, — это постепенный отказ от соблюдения догматов и канонов, принятых на Вселенских Соборах и отделяющих Православие от ложных учений и ересей. Реформация в Церкви, по их мнению должна начаться с профанации православного богослужения. Необходимо, считают они, отменить обязательную исповедь перед Причастием, сократить посты, перевести богослужение на современный русский язык и перейти с юлианского на григорианский календарь. Именно это и сделает Церковь более привлекательной для царства мiра сего, разрушит конфессиональные границы и соединит нас с современным секуляризованным христианством на Западе. Совершенно очевидно, что подобная революция в Церкви способна лишь вызвать новый раскол и смуту в душах людей.



Природа и религиозные корни русского радикализма

Несомненно и то, что религиозный и политический радикализм всегда появлялся в России в эпохи духовно-мировоззренческого кризиса. Изначально он не присущ самобытной русской культуре и традиционному православному мировоззрению. Национальный гений А.С. Пушкина и П.И. Чайковского, русская святость в лице прп. Сергия Радонежского и прп. Серафима Саровского убедительно свидетельствуют об этом.

Русский народ на протяжении столетий был воспитан в лоне Православия на евангельском максимализме: «Ищите же прежде Царства Божия и правды его» (Мф. 6, 34). Однако полярные крайности и противоречия парадоксально уживались в жизни русского народа. Достоевский отличал «метафизическую широту и безграничность» русской души, в которой «идеал мадонны уживался с идеалом содома». Христианская вера и евангельский максимализм часто сталкивались со страстной, языческо-дионисийской и анархической стихией в русской душе.

В «ночной стихии» русской души можно увидеть болезненную раздвоенность, скрытое двоеверие, женственную безвольность, склонность к анархизму и бунту. Языческо-дионисийская стихийность, подпольно живущая в русской душе своей «двоеверной, потаенной жизнью», часто вырывалась наружу, на поверхность и заливала русскую историю смутой и революцией. В русской истории постоянно происходила борьба православной государственности со стихией анархической вольницы, которая часто угрожала самому существованию страны.

Природа русского радикализма духовно связана со стихией русской анархической вольницы. Она коренится в соблазне языческо-дионисийской свободы как безудержного своеволия и анархического бунта. Стихия анархического своеволия, часто пленяющая русскую душу, отвергает духовный смысл свободы во Христе, как спасения и освобождения души от рабства страстей и стихий падшего мира. «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5, 1). Однако прежде всего природа русского радикализма проявляет себя как анархическо-нигилистический бунт и восстание против Промысла Божия в истории. Радикализм всегда отвергает провиденциальный план истории. Он не верит в спасительный Промысл Божий, совершающийся в истории. Сама история в мировоззрении радикализма предстает как господство зла и «царство антихриста».

Согласно православному учению, историей правит Всемилостливый Промысл Божий. Он ведет человека и человечество в истории к спасению во Христе. Именно в этом заключается подлинная цель и смысл истории. «Миром правит только Промысел Божий, и в этом спасение верующему человеку, и в этом сила, чтобы перенести земные скорби», — писал архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Судьба России и спасение русского народа также входит в провиденциальный план истории. «Помните все, Россия идет своим, мученическим и исповедническим путем, предначертанным ей Всемилостливым Промыслом Божиим», — не раз утверждал митрополит Иоанн (Снычев). В эпоху крушения России, когда в 1918 году начался красный террор и геноцид, Патриарх Тихон благословил русский народ на исповедническую Голгофу за веру и Церковь. «А если нужно будет пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою». Однако Патриарх Тихон отказался благословить белое движение, как его ни просили. Он благословил русский народ только на возвращение к Церкви и Православию. «Ночь будет долгой!»— пророчески прорек судьбу русского народа и России святитель Тихон. Попущением Божиим за грехи наши Господь наложил спасительную епитимью на русский народ (как когда-то во времена татаро-монгольского ига) до тех пор, пока наш народ не покается во грехе богоборчества, не вымолит и не выстрадает прощение, а главное, не вернется к вере православной в лоно Матери-Церкви. Только тогда православная Россия возродится и русский народ будет помилован и спасен. Другого пути для спасения России и русского народа вне Церкви и Всемилостивого Промысла Божия Патриарх Тихон не видел.

В отличие от православного провиденциализма, современный радикализм исповедует своего рода манихейско-гностический дуализм. Бог и добро для радикализма только на небе, там Царство Божие, а на земле только «царство зла». В наше время, говорят идеологи радикализма, уже нет спасительного Промысла Божия, так как наступила эра глобализма для всего человечества. Весь современный мир оказался во власти темных сил, он стал теперь «электронным концлагерем биороботов с печатью ИНН». Очевидно, что радикализм как мировоззрение  — это старый русский соблазн, породивший бунт Ивана Карамазова, который не хочет принять этот мир, построенный на страдании. Радикализм отвергает прежде всего путь христианкой веры в Бога — Промыслителя и Спасителя, отвергает и веру в Спасительный Крест Христов и Крестоношение как спасение в «мiре, лежащем во зле».

Таким образом, как и прежде, современный радикализм в духовно-религиозном смысле есть лжемессианство и самообожествление, свое­волие и бунт против Промысла Божьего — эти старые недуги и болезни русской интеллигенции.



От радикализма к православному мировоззрению

Современный радикализм представляет большую опасность и соблазн для нашего общества. Он легко заражает своей революционой мифологией многих людей, которые видят в нем единственную «спасительную альтернативу» современному либерализму и глобализму. Часто человек, заразившийся идеологией радикализма, становится «одномерным», он уже ни о чем больше не может говорить, ни о чем больше не думает, как только о «борьбе с антихристом и его печатью — ИНН», «электронным концлагерем» и глобализацией. Опасность радикализации нашего общества связана еще с тем, что в советское время мы долгие годы были воспитаны на революционной героике, нa романтическом пафосе борьбы «за светлое будущее», а не на Православии и вере в Промысл Божий. Сегодня необходимо духовное преодоление не только либерализации, но и радикализации русского общества. Весь многострадальный путь русского народа в ХХ веке позволяет нам сделать вывод о том, что Россию не смогут «спасти и возродить» рецепты политтехнологов «национальной революции». Очевидно также и то, что нет и не может быть «легких и быстрых» путей спасения России путем революций и социально-политических переворотов. Никакая самая «передовая идеология» не в силах заменить тысячелетнюю религиозно-нравственную традицию Православия в жизни русского народа. Об этом свидетельствует весь ХХ век. Наш народ нуждается сегодня не в новой идеологии и не в очередной революции, а прежде всего в духовно-нравственном обновлении, в возвращении к православной вере и Церкви. «Обновление, предстоящее нам, должно составить целую эпоху в истории, — писал И.А. Ильин. — Ибо старые дороги исхожены и прежнее строение акта, творившего культуру, привело нас к ужасным, чудовищным проявлениям внутренней жестокости и внешней технике. И близится время, когда мы все будем промышлять только о внутреннем обновлении и будем искать Божьей помощи и спасения»10.

Подобно евангельскому «блудному сыну», русский человек нуждается в возвращении в Отчий Дом, ко Христу Спасителю и Матери-Церкви. Воцерковление и послушание Промыслу Божьему и Церкви поможет русскому человеку духовно прозреть и покаяться, исцелиться от своих старых недугов и грехов. Даст возможность преодолеть соблазны анархического своеволия, революционного лжемессианства и радикализма. Сегодня необходима и смена парадигм в русском самосознании. Господствующее в современном обществе идеологизированное и политизированное сознание должно постепенно уступить свое место духовно-нравственному миропониманию в духе православной традиции. На смену власти различных «левых и правых» идеологий в нашем обществе должна прийти традиционная русская православная культура. Православный традиционализм призван вновь открыть душе, уму и сердцу русского человека провиденциальный смысл истории как истории спасения человечества во Христе.

В эпоху разгула своеволия и анархии крайне необходимым становится не только отказ от радикализма как идеологии, но и восстановление традиционной иерархии ценностей в современном русском самосознании. Как известно, в истории России на протяжении веков Православная Церковь была центром всей религиозной и национальной жизни. Она сумела создать из различных славянских племен великий русский народ. Она же стала духовной основой и опорой русской государственности и культуры. В традиционном русском мировоззрении Церковь занимала первое и высшее место в иерархии ценностей, затем народ и, наконец, государство. «Мы не ошибемся, если не нарушим верной иерархии ценностей: сперва Церковь, затем русский народ, а лишь потом — государство»11.

Отношение к Церкви, которая, по словам св. ап. Павла, есть «Столп и утверждение истины», определяло в истории судьбу России.

В допетровский период русской истории Церковь была мерой всех вещей для всех слоев нашего народа. Не случайно вошло в пословицу свято­отеческое изречение: «Кому Церковь не мать, тому и Бог не отец». В Петербургский период под влиянием европеизации «умственного ига Европы» мировоззрение изменилось, государство стало занимать место Церкви.

Секулярное сознание видело в Российской империи и светской культуре центр жизни европейски-просвещенного русского общества. После падения монархии и империи в 1917 году вера в государственность и культуру рухнула и затем сменилась на новую веру — в народ и революцию. В советский период место Церкви занял «советский народ  — строитель коммунизма». Попытка заменить православную традицию в ХХ веке исказило русское мировоззрение, фактически привело к потере религиозной, национальной и культурной самоидентификации. «Русская болезнь имеет в основе грех против Церкви,— писал священномученик Иларион Троицкий. — Отношение и Церкви  — вот пробный камень для русского человека. Кто верен Церкви, тот верен России, тот — воистину русский. Кто отрекся от Церкви, тот отрекся от России, стал беспочвенным космополитом. В жизни исключительно религиозных народов всегда так и бывает»12.

После пережитого русским народом краха самой «передовой идеологии» ХХ века Церковь Православная сегодня вновь становится центром духовного и национального возрождения.

С момента прославления в 2000 году Церковью Собора святых новомучеников и исповедников Российских, за Христа пострадавших, таинственно началась новая эпоха в русской истории. Эта эпоха православно-национального возрождения России. И мы верим, что из Церкви св. новомучеников и исповедников духовно родится и выйдет новая, обновленная православная и национальная Россия.


Примечания

1 Душенов К. Не мир, но меч. СПб., 2006. С. 240.

2 Там же. С. 234–235.

3 «Мы — новые опричники» // Газета «Русский меч». С. 5.

4 Мережковский Д. Не мир, но меч. М., 2000. С. 477.

5 Душенов К. Не мир, но меч. С. 241, 264.

6 Русь Православная. 2004. № 9/10. С. 4.

7 Диакон Андрей Кураев. Искушение, которое приходит справа. М., 2005. С.  4.

8 Благодатный Огонь. 2006. № 15. С. 42.

9 Там же. С. 37.

10 Ильин И.А. Путь к очевидности. Собр. соч. Т. 3. М., 1994. С. 558.

11 Махнач В. Параметры христианской политики. М., 2000. С. 27.

12Свщмч. Иларион Троицкий. Без церкви нет спасения. М., 2001. С.  562.