Богородица

Архив номеров Номер 16

Неообновленцы «в законе»


Статья Николая Каверина «Смердяков от православия», напечатанная в предыдущем пятнадцатом номере журнала «Благодатный Огонь», вызвала немалый интерес у наших читателей и нашла отклик среди духовенства и мирян, возмущенных омерзительными высказываниями священника Владимира Лапшина о Русской Церкви и нашей Родине, обновленческими экспериментами о. Лапшина, и в первую очередь «канонизацией» им в своем приходе протоиерея Александра Меня как «местночтимого святого».

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в своем докладе на ежегодном епархиальном собрании г. Москвы 5 декабря 2006 года затронул проблему неообновленчества: «К сожалению, необходимо признать, что существующие теперь церковные общины сильно отличаются от древнего идеала, даже те из них, которые искренне стремятся к нему. Не видя истинной причины современных нестроений, некоторые пастыри и их пасомые полагают, что все можно исправить внешним, формальным изменением порядка церковной жизни. Например, совершать богослужение на русском языке, всем приходом обязательно причащаться каждое воскресенье или за каждой Литургией, отменить традиционную в нашей Церкви обязательную исповедь перед Причастием и т.д. <...> В некоторых общинах начинают без благословения правящего епископа вводить всевозможные новшества и реформы, нередко уподобляясь в этом обновленцам 1920–1930-х годов прошлого столетия и протестантам. И возникают доморощенные переводы богослужения на русский язык, поражающие своей безвкусицей и бездарностью, отдающие сектантским душком пародии на древние “агапы”, отмена исповеди в общем порядке и даже местные самостийные “канонизации” без какой-либо санкции церковной власти. Из истории протестантизма известно, что за этим может последовать появление так называемых нерукоположенных пресвитеров и епископов, пересмотр границ Церкви и ее догматического учения».

Эти слова Первосвятителя нашей Церкви как нельзя более точно отразили ситуацию в приходе священника-обновленца Владимира Лапшина. Редакция получила письмо, связанное с деятельностью этого священника и мы предлагаем его вниманию наших читателей.

Уважаемая редакция!

С болью прочел статью Н.Каверина «Смердяков от православия». Ведь о. Лапшин давно мутит воду. Я, грешный, когда о. Лапшина хотели запретить в служении, подписал письмо в его защиту. Вот до чего доводит малоцерковность! Приход священника Лапшина опасен — это трамплин в другие конфессии. Это гнездо антипатриархийной оппозиции, место, где распространяется католическая литература. Самое страшное, что чада о. Лапшина — это очень искренние люди, готовые идти за своим пастырем сколь угодно далеко. Удивительно, что он служит в самом центре Москвы, мне кажется, это указывает на его высоких покровителей. Его стоило бы снять с настоятельства и отправить в окраинный храм пятым священником, одновременно запретив богослужебные «эксперименты». Скажу откровенно, мне хождение к о. Лапшину, а ранее к о. Борисову, чуть не стоило ухода из Православия и тяжелого духовного кризиса. Мне кажется, что журнал должен привлечь внимание священноначалия к этим лицам, особенно к о. Лапшину. Пусть служит в Тмутаракани под крепким руководством какого-нибудь ортодоксального батюшки без закидонов.

С уважением,
Филипп Грилль
 

Мы связались с автором этого письма и попросили его более подробно рассказать о своем опыте пребывания в обновленческой общине.

 — В храм Космы и Дамиана в Шубино, что в Столешниковом переулке, я попал в 1992 году; мне сказали, что там замечательный батюшка, значит, и храм замечательный, тогда его только что вернули Церкви. В тот момент его как раз священник Александр Борисов получил, он же тогда был депутатом Моссовета, и там только-только начались реставрационные работы. Служили еще тогда в комнатке на втором этаже. Я влился туда, стал участвовать в восстановлении, работал там сторожем потом, и меня пригласили в алтарь, алтарничать. В алтаре была небольшая фотография Римского папы, но этому я поначалу не придал никакого значения. И знаете, сначала все было хорошо: я недавно крестился, ничего еще не знал, для меня все люди казались отзывчивыми и добрыми, мне было только девятнадцать лет, и все, как говорится, было хорошо. А потом я стал вдруг понимать, такую вещь: наш приход оторван от остальной Церкви. У прихожан нашего прихода по отношению к другим приходам какое-то было странное отношение: они утверждали, что везде черносотенцы, фашисты, то есть складывалось какое-то непонятное ощущение: где я вообще нахожусь? К тому же еще это филокатоличество всеобщее. То есть вроде я нахожусь в православной Церкви, все нормально, храм официально принадлежит Московской Патриархии, высокоинтеллектуальный пастырь во главе, потому что люди в приходе все очень подкованные, у прихожан одно-два высших образования, а то и больше, знание древних языков и любых европейских, круг интеллигентский, в основном молодежь. Малограмотного человека, который двух слов связать не может, вы там просто не встретите. И я стал испытывать ощущение, что что-то не то происходит. Туда на работу пришел один мой знакомый, и он мне как-то говорит: «Филипп, а тебе не кажется, что что-то странное здесь творится?» Он был немного меня постарше, а я вообще долго дохожу до всего. Я призадумался над его словами. Потом мне предложили шестопсалмие по-русски читать, а поскольку я был алтарником, то и Апостол читал тоже по-русски, лицом к пастве. Но мне говорили: «Знаешь, Филипп, это допустимая вещь». Но, понимаете, я же тогда не знал ничего! Мне что скажешь, как говорится, то и принимаешь, понимаете, я — человек из атеистической семьи. Однако меня стали глодать сомнения, стало зарождаться чувство протеста против этого и начались конфликты. К тому же еще этот экуменизм. Сначала я верил, что это хорошо, ведь нам говорили: «Да будут все едины». А это — слова Священного Писания. А раскол с католицизмом — это, мол, всего лишь явление исторического порядка, мало ли какие патриархи и папы когда-то были тысячу лет назад, ну что ж теперь, воевать до конца истории что ли с ними? Да и вообще, все католики — замечательные люди, а у нас здесь в православной Церкви дремучая среда.

Надо сказать, что почти все прихожане храма Космы и Дамиана — большие специалисты по иудео-христианскому диалогу. И борцы с антисемитизмом, это понятно, — там все были борцы, а поскольку у меня фамилия подходящая, то я, естественно, был там желанным человеком. Но как только взгляды мои стали меняться, то я сразу был записан в черносотенцы и антисемиты. Это происходит автоматически. Вы можете быть даже из рода талмудистов в десятом колене, но если вы сказали что-то не то — всё! Бывшая староста храма Космы и Дамиана, человек совершенно радикально-либеральных взглядов, постоянно упрекала Русскую Церковь за антисемитизм, в ней якобы царящий. Она меня назвала «охранником Варшав­ского гетто», когда увольняла из сторожей. Я ей говорю: у меня отец еврей, а вы мне такие вещи говорите, это же смехотворно! То есть уже отношение стало меняться. Потом был еще такой смешной случай: был у них старший алтарник и он попросил меня на одной из служб, не помню, к сожалению, какой, не читать тропари, обличающие иудеев.

— А почему, что такое? В нашем храме есть иудеи, что ли? — спросил я.

— Ну, ты понимаешь, это может кого-то обидеть, и что-то может произойти...

Я взял и прочитал все равно как полагается, мне выразили неудовольствие.

— Видимо, это было на Страстной седмице?

— Судя по всему, да. Это было очень давно, наверное, год 93-й.

А потом я познакомился с замечательной семьей, все в ней были прихожанами и многолетними духовными чадами отца Иоанна Крестьянкина. Они к нему ездили в Печеры, и они понимали, что тут плохо дело, куда я попал. Мне они сказали: эта община вокруг о. Александра Борисова достаточно сомнительна, и это путь в никуда, потому что плохо все это может кончиться. Попробуй написать отцу Иоанну письмо, мы передадим через келейницу. Я написал письмо, но когда мне сказали, что тысячи людей к нему пишут, конечно, внутренне я не думал, что он мне ответит. А он мне ответил через три месяца! И они говорят: надо тебе ехать туда, в Печеры, и постараться с о. Иоанном встретиться. И встреча эта произошла, это уже когда я из Космы и Дамиана ушел, то есть через месяц... Я кстати, просил у священника Георгия Чистякова благословения на поездку к отцу Иоанну, но он сказал: ни в коем случае, зачем это нужно? Это духовный туризм, вы что, Филипп? Не надо никуда ехать. Это духовный туризм! И вообще, когда я спросил в храме Космы и Дамиана об отце Иоанне, мне ответили: да что ты, он же старый человек, а это был еще 94-й год! Тогда он еще принимал людей и был в добром здравии. А мне как раз попалась его книжка «Опыт построения исповеди». И я увидел его фотографию в ней и заинтересовался, что это за человек. Но кто-то из прихожан мне сказал: да он уже умер, ну что ты, Филипп, ему уже сто лет в обед. А потом оказалось, что не умер, а здравствует, и даже получилось, что я с ним встретился. Но я не учел такой вещи: что я успел там, в Косме и Дамиане, «духовно» сформироваться. Вот про такие вещи, понимаете, как про радиацию, раньше не знали люди и облучались, болели и умирали. Я «духовно» сформировался там и не мог прижиться в других местах. Не то чтобы ко мне кто-то плохо относился, кто-то меня гнал, нет! Я просто чувствовал себя неуютно. А к тому времени священник Владимир Лапшин из храма Космы и Дамиана получил отдельный храм в Газетном переулке. Кстати, вот удивительно, что с его репутацией тогдашней ему дали такое престижное место в самом центре Москвы. И при этом постоянно велись разговоры про то, что эти люди (Борисов, Чистяков, Лапшин) противостоят «мракобесию Московской Патриархии», что они гонимы, и тут же «гонимый священник» получает в Газетном переулке храм, понимаете, не где-то в Тмутаракани разрушенные стены, когда человеку надо жизнь на восстановление положить, а получает здание со стенами, с крышей. Ну был там до этого узел телефонный, но в конце концов их выставили. И через какое-то время я попал к отцу Владимиру. Это была, конечно, роковая ошибка и грех с моей стороны, потому что этого делать было нельзя. Это был путь к уходу из Православия. Либо это вообще путь в никуда. В этой общине люди нередко вообще уходят из Церкви, либо происходит перетекание в протестантизм, в католицизм. Своеобразный «перевалочный пункт». Например, был в храме Космы и Дамиана алтарник, Андрей, не буду его фамилию называть. Он стал униатом. Это нормально для этой среды и не вызывает удивления.

— А много ли было случаев ухода из Православия прихожан храма Космы и Дамиана и храма Успения в Газетном переулке?

— Ну, достаточно. Это процесс идет постоянно; конечно, нет такого, что, например, висит доска и на ней написано: записывайтесь в католицизм! Нет, но я считаю, что происходит нечто худшее, потому что стираются догматические и канонические границы между конфессиями. И человек теряется, потому что для него это все сложно, мы ведь все выходцы из совершенно другого мира, и мы ничего не знаем. Люди оторваны от традиций, молодежь особенно; ну откуда она вся пришла, что они знают вообще о Православии? Вот в такой массе обычных людей человек, приходящий в храм, верит всему, что ему говорят. У него же нет ощущения, что здесь подвох, что здесь меня вербуют. Да нет конечно! Они берут лучшее: я вам скажу, что туда попадают энтузиасты, люди чего-то желают — я сам был таким в свое время, — люди со свежим восприятием, и они постепенно обрабатываются. Вообще, в этих приходах не любят крепких православных, это — персоны non grata. Такие люди сами уходят оттуда.

И еще раз скажу по поводу того, что эти священники — Борисов, Лапшин — «гонимы» за свою борьбу с «мракобесием Патриархии», за свою приверженность «реформам» в Церкви: никакой оппозиционности священноначалию на самом деле нет. Ну как может быть: человек — оппозиционер, который борется с системой, а система ему дает орден (как в случае с о. Борисовым), система его поощряет (дает храмы в центре Москвы). Вы знаете, мне это напоминает некоторых представителей советского диссидентства типа Евтушенко, который звонил, например, напрямую Андропову. Кто он, оппозиционер? Что это такое? Или он выполняет какие-то непонятные функции. Вообще эти люди выгодны в Православии для католицизма, потому что они готовят лояльную среду. Вот я недавно проходил мимо храма Космы и Дамиана и зашел туда. Там большая лавка, и я там купил книгу св. Феофилакта Болгарского. Что лежит на полке? Книги про мать Терезу Калькуттскую и другая инославная литература. Вот отец Иоанн Крестьянкин недавно умер, ведь это такое событие для нашей Церкви, человек — живая святость, для нашей Церкви это уже эпоха, но про него в книжной лавке ничего нет. Это никому не нужно. И получается, что либеральный «обком» действует по-прежнему: и книги об их антиправославной деятельности издавали, и проводили против них конференции, и Патриарх их обличал много раз, но ничего не изменяется...

— Похоже, что в нашей Церкви существуют неообновленцы «в законе»?

— Похоже, что так. Поймите, они проиграли сражение, но не войну! Вот, кстати, была замечательная книга, после которой я полностью уже прозрел и понял, куда я попал и что со мной было: это книга «Современное обновленчество — протестантизм “восточного обряда”». Ее надо переиздать многотысячным тиражом! Необходимо, чтобы верующие понимали, что это за опасность. Знаете, я просто схватился за голову, когда ее прочитал; я понял, что эти люди из себя представляют. Да, я часто слышал, что их называют обновленцами, но думал так: у них только какие-то общие черты есть. Но когда я прочитал эту книгу, я понял, что они прямые духовные наследники обновленческой публики начала XX века: Грановского, Введенского. Фактически я участвовал в предательстве: я подписал в свое время письмо в защиту этого священника Лапшина, после того, как Патриарх призвал его покаяться за антиправославные проповеди по радио «София».

Отец Владимир Лапшин человек сколь искренний, столь и грубый. Для него грубость — это норма. Он достаточно жесткий, открытый, но на своем он стоит твердо. Свое мнение он не смягчает и не отказывается от своих взглядов. Его не интересуют деньги, не интересуют «мерседесы», всякие блага земные как многих людей в наше время, он искренний борец за свои реформаторские идеи, и это очень привлекает молодежь. Вообще молодежь любит живых, непосредственных людей. И я поначалу думал, что раз он резковат, грубоват — значит,ы это признак его искренности, что в нем нет двойных стандартов, двойного дна, но потом я понял, что это на самом деле не так.

Его храм — просто трамплин в иные конфессии, вот и все. И это — гнойник, который будет заражать и заражать молодежь. Я раскаялся в том, что его поддерживал, и хотел про это все забыть: есть качество памяти человеческой — вытеснять негатив. Но когда мой кум, посещавший храм Космы и Дамиана, ушел к беспоповцам — в старообрядчество беспопов­ского толка, я спросил: а почему ты ушел? Я два часа с ним беседовал, приводил все аргументы, приводил исторические факты и спросил: а что тебя сломало в Косме и Дамиане? И получил ответ: а вот на Рождество 2006 года на литургии в храме пропели католическую рождественскую песнь, и я понял, что больше здесь не могу находиться и вообще в Православной Церкви. А я ему говорю: я же тебе говорил раньше, что туда — в храм Космы и Дамиана — нельзя ходить. А он на это отвечает: это же официальный храм Московской Патриархии, там совершается литургия, Таинства, и почему же туда нельзя ходить, это что же, отрицать святость Таинств? Кстати, я тоже попался на этом, но нельзя все до абсурда доводить. Вот даже если священник разрешен в служении, и он служит, то это еще не значит, что с ним можно общаться. Но это я сейчас так думаю, а тогда я полагал, что вот если отца Владимира Лапшина и отца Александра Борисова не лишили сана за их высказывания и все уладилось, то значит, все хорошо, никакой опасности нет. Потому что каноны, догматы — это все у них нерушимо. И все отцы святые писали, что пока священник не запрещен, значит все законно, вопросов нет. А вот когда епископ скажет, комиссия соберется, его запретят, тогда другое дело.

Расскажу еще один случай. Одна моя близкая знакомая, она — замечательная женщина, искренняя, врач детский, добрый человек, любит людей, и вот несколько лет назад она заявила: «А вот здесь нет общинной жизни, все здесь формально» — и стала ходить в храм Космы и Дамиана, а затем ушла к о. Кочеткову, который, кстати, тоже по-прежнему служит, несмотря на то, что его осуждали видные богословы. И по телевизору периодически выступает: я видел его полгода или год назад, в передаче Гордона. Никто из простых людей не знает, что Кочетков из себя представляет, для этого надо много-много знать; все думают, что это нормальный православный священник. Чтобы во всем этом правильно разбираться, надо пройти какой-то путь, надо читать кое-какую литературу, где говорится о «пастырстве» этих священников. И я счел своим долгом это все сказать, потому что разрушительная деятельность этих «пастырей» продолжается. И люди продолжают соблазняться. А потом я с этой своей знакомой попробовал поговорить через какое-то время, но к ней уже не достучаться. Всё, там уже «полные члены» церкви кочетковской начались и вся его идеология. А что, говорит она, отец Кочетков разрешен в служении, он официально служит, он мой духовник и что вы хотите? Вы осуждаете священников, значит, вы против Церкви идете. Вот и все. Я говорю: ну пойми же, это ведь путь в никуда.

Так же как и с протоиереем Александром Менем, то же самое. После их «окормления» мы становимся духовными калеками. В конечном итоге это ведет к духовным кризисам и печальным последствиям. Но это все обновленческое направление продолжает свое действие. Я понял, что ничего не изменилось: как отец Владимир Лапшин вещал на «Софии», так и вещает. Его Патриарх поругал, сказал, что нельзя, но тем не менее...

— А что вы можете сказать о вашем пребывании в общине священника В.Лапшина?

— Я сейчас прихожанин храма Всех Святых на Соколе, у меня там и духовник появился. А когда я был в храме Успения в общине у о. Владимира Лапшина, я был в каком-то смысле уже человек, отделенный от них, потому что они помнили мои несогласные выступления в храме Космы и Дамиана. Ну ходит человек в их храм и ходит. Чтобы понять взгляды на Церковь, на Россию священника Лапшина, надо слушать его проповеди. Я считаю, что они наиболее ярко говорят о его убеждениях. Это, конечно, касается и политических событий. В книжной лавке продавалась русофобская литература, например газета «Русская мысль», наряду с католической.

Я хотел коснуться одной темы в статье Николая Каверина, на которую я ответил письмом. Отец Владимир Лапшин по «Софии» сказал, что шахидок, которые сидели в театральном зале на Дубровке, не следовало убивать, потому что они были спящими. Это, мол, негуманно! Я хочу сказать следующее. У меня там погиб одноклассник. У него осталось двое сирот детей. И меня это глубоко возмутило: как пастырь может защищать убийц и бандитов? Быть на их стороне? Меня это глубоко оскорбило.

На богослужении в храме о. Владимира кое-что русифицировано, исповедь у о. Владимира — чистая формальность. Когда я был ещё алтарником в храме Космы и Дамиана, это было много лет назад, я попросил отца Владимира Лапшина разрешение почитать шестопсалмие на церковнославянском языке, поскольку в храме была практика чтения его по-русски. Я сказал: «Мне же нужно по-славянски учиться читать, совершенствовать практику чтения». Но он меня назвал мракобесом и вообще был очень возмущен самой этой просьбой.

В общине священника Лапшина принято очень часто причащаться, желательно на каждой литургии, за которой присутствуешь. У таких людей полностью пропадает благоговение к святыне и ее ощущение. По моему наблюдению, у них начинает явно проявляться сектанский дух, они напоминают людей, находящихся в прелести. Чувство личного греха у таких людей полностью теряется. 

Потом обычай их во время литургии целоваться и говорить: Христос посреди нас! Меня это смущало, я всегда стоял как столб, никогда старался этого не делать. Ну и то, что женщины там без платков и в штанах— это норма, на такие мелочи уже не обращают внимания. В этом своеобразный дух оппозиционности: не походить на традиционное официальное Православие, где нет любви к другим конфессиям. Понимаете, идет размывание границ между православием и другими конфессиями. Я считаю, что это даже худшая форма, чем, например, откровенно взять и уйти.

Ну, можно было попить чайку с Якуниным Глебом Павловичем, зашедшим на огонек. Как-то я пришел в храм, а он сидит в кухне, чай пьет. Я думаю, на уровне личных связей, личных контактов существует связь общины отца Владимира Лапшина с либеральной «православной церковью Возрождения», где пребывают Глеб Якунин и Яков Кротов в качестве «священников». Я, конечно, никаких совместных служб не видел, но реформы этой «церкви» очень уж созвучны тому, что происходит в общине священника Лапшина: и русский язык в богослужении, и «канонизация» протоиерея А.Меня. А Кротова я по храму Космы и Дамиана еще знаю лично. Это — самодовольный господин, обиженный на Церковь, потому что ему Владыка Кирилл отказал в рукоположении в свое время, чего Кротов добивался много лет. И он мне сказал в част­ном разговоре:

— Филипп, зря вы здесь, в Косьме и Дамиане пасетесь, сана вы здесь никогда не получите и никакой у вас тут карьеры не будет. Это все на плохом счету.

— Я, знаете, саном не озабочен, у меня столько внутренних проблем, вот только этого мне не хватало.

Ну смотрите, я вас предупредил.

Это был разговор еще десятилетней давности, даже больше. А сейчас Яков Кротов — «священник» т.н. «православной церкви Возрождение», выступает регулярно по радио «Свобода» с критикой Московской Патриархии.

Либеральный дух в приходе священника Лапшина очень силен, и я считаю, что именно это опасно. Потому что в литургической практике, допустим, люди могут вообще не разбираться, а постоянно слышать, что католичество очень хорошее — вот это очень опасно. Стирается граница, у нас же перегородки до неба теперь не доходят, вы же сами знаете.

Я согрешил, подписав письмо в защиту о. Лапшина, это был мой грех, конечно, я исповедал его, но вот шрам у меня на совести остался. До конца я не все понимал, меня спасли, я считаю, только молитвы отца Иоанна Крестьянкина.

Как-то я сказал одному человеку, что я просто хожу в этот храм, к отцу Владимиру, а он говорит: понимаешь, Филипп, никуда просто ходить нельзя. Это небезопасные вещи. Я говорю: ну ведь он же служит законно. Он ответил: я не могу этого объяснить, но ходить туда не надо. А я проявил здесь невежество, понимаете, — я скорее себя, конечно, в этом виню. Потому что надо было соображать. Я же не могу другим предъявлять претензии. Но ради других людей, новых, которые туда придут, и ради молодежи в частности, мне бы хотелось, чтобы в этом вопросе какая-то точка была поставлена.

— Вот конкретно, Филипп, что бы вы предложили молодым людям, как бы вы их предостерегли в связи с опасностью, которая угрожает духовной жизни в общине священника Владимира Лапшина?

— Я хочу сказать, что я очень сильно обжегся на этой «духовности» космодемьянско-лапшинского разлива, и я бы очень не хотел повторения этой истории у наших молодых людей. Потому что туда идет в основном молодежь от 18 до 35 лет. Это костяк этих приходов. За время пребывания в этих общинах я изучил многих католических авторов, таких как «святые» Франциск Ассизский («Цветочки»), Игнатий Лойола («Упражнения»), Тереза Маленькая, Тереза Большая, брат Фуко, брат Роже и других. И это в православном храме! Но я лично ничего не знал о подвижниках Православия: святые Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник, не говоря уже о подвижниках и богословах Зарубежной Церкви, например, святитель Иоанн Максимович... И это участь всех прихожан этих общин — незнание своего! Поэтому я думаю, что просто нельзя посещать эти общины. Просто не посещать! Потому что каждый день, проведенный там, — это инъекция антицерковности, экуменизма и либерализма. Вы в общинах этих пастырей не будете читать святых Отцов, вы будете относиться к монашеству настороженно, это все будет для вас чуждо, вы будете чужими среди своих, православных. Вот какая вас ждет там судьба. А при наступлении кризиса — уход из Церкви и потеря спасения. Вот печальный итог этого всего. И ложные взгляды на Православие.

Нужно как огня беречься реформаторов как носителей мятежного духа, какими бы обаятельными и образованными они ни казались. Необходимо изучать свою веру, историю Православной Церкви, особенно ХХ века, читать святых Отцов. Иначе от лжеучения, от духовной надломленности, от оппозиционности к Церкви, там прививаемой, потом очень трудно избавиться. Потом уйдут годы, исправлять ложные свои выводы, пути и прочее станет трудно. И конечно, хотелось бы, чтобы священник Лапшин там не был настоятелем. Ни в коем случае! Такой человек не должен калечить души прихожан. По-хорошему, совсем бы убрать его из Церкви, а если оставлять, то только вторым или третьим священником. Потому что при нем будет продолжаться духовное растление и все будет по-прежнему. И, может быть, так нельзя говорить, но, кажется, очень хорошая «крыша» есть у этих людей.

— А как вы думаете, кто?

— Я думаю, что это в первую очередь Запад, которому выгоден развал Русской Церкви по украинскому сценарию. Возможно, и какие-то правительственные круги. И думаю, что кто-то из высших иерархов, возможно, покровительствует. Но судя по всему — очень сильная поддержка, потому что служить в таких местах — в центре Москвы, в пяти минутах ходьбы от Кремля оба храма! Неужели туда нет достойных пастырей? А с о. Лапшиным особый случай. Он вообще служит в своем храме один. Если храм Космы и Дамиана «разбавили» традиционными православными священниками, то священник Лапшин служит вообще один, он полный хозяин в храме, его некому даже осадить. Поэтому я считаю, что это весьма опасно и губительно для душ верующих.

А что вы скажете о критике Русской Православной Церкви в этих приходах и Православия в целом?

— Скажу и об отношении к Православию в целом в храме Космы и Дамиана и у о. Лапшина: «Что за дремучие люди православные. Они не пережили и не поняли никаких событий XX века, для них не было ни холокоста, ни Освенцима, ничего, это люди, выпавшие из истории. Они тупо держатся за какие-то там свои догматы, каноны, историю, “Третий Рим”, за какой-то там “страх Божий”, каких-то там праведников, это же все поросло мхом, это все — отсталое средневековье, которое пытаются перетащить в современный мир. Насколько лучше католическая церковь, она — прогрессивная, она соотносится с веяниями эпохи, там есть комиссии, которые взаимодействуют со всякими учеными, иными религиями, все это модно, толерантно, гуманно и потакает человеку. Значит, это хорошо, а у вас всё плохо и мракобесно».

И постоянные разговоры: «Хороший Запад, там — живое христианство, только мы, православные, во всем виноваты, отсталые, дремучие. И еще свою правоту агрессивно доказываем: мол у нас истина какая-то». Вот в чем варится молодежь. И что будет с этими людьми? Потому что они другого Православия, кроме экуменического, не знают, а кто потом будет их души выправлять? Останутся ли они в Церкви или плюнут на все потом? Или уйдут в другие конфессии? Некоторые прихожане о. Владимира, ездившие ежегодно в экуменическую общину Тэзе, говорили, что им разрешалось там причащаться.

— Может в этом и самая хитрость заключается: оставаясь в Москов­ской Патриархии, разрушать нашу Церковь изнутри?

— Человека подталкивают к идее, что официальная Церковь ущербна, ретроградна, не следует «прогрессивному» Западу, но делается это тонко. Поэтому тут очень трудно схватить за руку: вот вы там вербуете агентов в католицизм. Постоянно муссируется пресловутый «календарный вопрос»: почему Русская Церковь до сих пор не перешла на новый стиль? И вообще мне кажется, что католицизму выгодны эти приходы. Вы знаете, я слышал такую удивительную вещь, правда, это немножко из другой оперы: в еврейские этноконфессиональные школуы берут русских учеников. Странно, правда! Казалось бы люди из совершенно другого мира, а там их учат в этих школах! А это желание создать лояльную прослойку. Лояльно, хорошо относящихся. А вдруг потом потребуются «нужные люди»! Понимаете, это очень все полезно. Это полезные люди, они делают для католиков полезное дело. А потом из этой среды кто-то перейдет в католичество, как, например, Игнатий Крекшин, который стал иезуитом. Или Мартирий Багин. Это уже крайние варианты: люди в священном сане, перешедшие в католицизм. А из молодежи в храме о. Лапшина пытаются вырастить прозападную либеральную среду. Поэтому это все очень выгодно и хорошо для Запада, для католиков. И никто отца Владимира не перетягивает в католицизм, а зачем? Он и здесь на своем месте и делает очень нужное дело.

Конечно, и левые, и ультраправые в лоне нашей Церкви делают свое разрушительное дело. Поэтому, как правило, радикальные батюшки окружены молодежью. Потому что разрушать не будут бабушки или пожилые люди. Как правило левые и правые церковные революционеры собирают вокруг себя молодежь, старики им не нужны. Из них никаких бунтарей не получится. А молодежь является топливом для всех этих идей. И борцы с ИНН, и либеральные экуменисты — это все разрушители Церкви и они собирают все лучшее. Поэтому работа против этих двух направлений обязательно должна вестись. Иначе будут духовные жертвы, люди просто будут духовно погибать.

Расскажу еще об одном впечатлении от пребывания в храме Космы и Дамиана. Это было в период моей там работы сторожем в 92-м — 94‑м годах. В храме были так называемые молитвенные группы. Один раз мы с моим знакомым, зайдя, увидели настоящее пятидесятническое радение. А именно глоссолалия пятидесятническая. Я это видел своими глазами. Это очень страшно. Глоссолалия — это говорение языками. В пятидесятнических общинах это принято. Некоторое количество прихожан в храме Космы и Дамиана очень тогда этим увлекалось. Я слышал, что даже жена отца Александра Борисова — пятидесятница. Она появлялась в храме постоянно, поэтому, как понимаю, контакты с пятидесятниками были. В этой группе я увидел это «говорение языками» своими глазами. Я был очень сильно смущен и поражен, а мой знакомый вообще тогда хотел написать в Патриархию жалобу. Потом уже это всплыло и об этом говорили на конференции «Единство в Церкви». Сейчас такого радикализма в храме Космы и Дамиана, как в начале 90-х, нет. Времена немного изменились, там появились традиционные священники и это как бы все-таки поддерживает некий баланс.

Да, в храме Космы и Дамиана, как и Успения в Газетном переулке есть забота о прихожанах. Происходит кормление бомжей, раздача одежды, и вообще нелицемерная забота о ближнем там присутствует. Формальности нет. И сокровища на земле они не собирают. Я могу это подтвердить. В коррупции они вряд ли замешаны, это их не интересует. А интересует самое главное: души человеческие.

— То есть они своеобразные подвижники в деле экуменизма?

— Конечно. Безусловно. Это люди неординарные, готовые идти до конца, это люди, которых сломать достаточно сложно, особенно отец Владимир Лапшин. Этот тип я считаю фанатичным во многом, он всегда принципиально говорит то, что думает. И это, кстати, подкупает. Когда человек идет до конца, это может вызвать к нему расположение. Это может вести за ним людей. В этом-то его страшная опасность для не утвержденных в святоотеческом Православии душ.

Я еще хочу сказать одну вещь по поводу образовательного уровня прихожан в обоих этих приходах. Там люди высшего ранга, имеющие два, а то и три образования. В основном это гуманитарии филологической направленности. Древние языки, чтение святых отцов и Священного Писания в подлиннике — то есть это своеобразный «офицерский состав». Эти люди не будут придавать значения безграмотным басням по поводу Распутина, по поводу Ивана Грозного, этого не будет. Будет умелая и аргументированная пропаганда экуменизма, католичества и западных либеральных идей со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— С одной стороны, мы видим в этих общинах резкое неприятие традиционного русского Православия, в котором они видят откровенного врага, а с другой — стремление к Западу, к католичеству, с которым надо как можно скорее объединяться. А как они относятся к Русской Православной Церкви Заграницей?

— К Зарубежной Церкви отношение крайне враждебное: там, мол, нет подлинного богословия, там господствует черносотенно-монархическая идеология, там — сборище обскурантов и фашистов! В этих общинах опасаются, что все «темные мракобесные тенденции» в результате объединения РПЦ и РПЦЗ проникнут к нам и дело реформ затормозится, да и вообще прекратится. Они очень боятся, что после объединения в РПЦ вольется здоровая консервативная струя. А тогда о каком экуменизме или католицизме можно будет говорить! Крайне отрицательно отзываются они о таких зарубежных богословах, как прот. Михаил Помазанский, так как он резко критиковал труды прот. Шмемана. Кстати, хорошо, что вы в № 12 «Благодатного Огня» опубликовали эту статью о. Михаила Помазанского.

Хочу упомянуть еще следующее: одним из самых ненавистных подвижников и богословов ХХ века является для «космодемьянцев» иеромонах Серафим (Роуз) — они его называли «фашистом» и «сумасшедшим», с подачи прот. А.Меня.

— Существует ли такая опасность, что при некоторых обстоятельствах люди из этих общин могут получить священный сан?

— Могут получить. Во-первых, я знаю, что некоторые люди, которые там обретались, его уже получили, они служат теперь в структурах Московской Патриархии. Поэтому это очень всё серьезно. Это серьезный противник, с которым сладить просто так нельзя, а только со знанием дела.

— А возможна ли какая-то просветительская или миссионерская деятельность среди прихожан? Вам удалось выйти оттуда, так, может, вы посоветуете какие-то принципы, подходы к этим людям?

— Я лично считаю по своему опыту, что если говорить, то говорящие должны быть на высочайшем уровне. Они должны знать и догматику, и канонические вопросы, и историю межцерковных взаимоотношений, особенно между католицизмом и Православием. Многие люди думают, что это всё проблемы историко-политического характера. Они не знают, что в католицизме давно разработана своя догматика, отличная от нашей, породившая нездоровую мистику; что там попрано апостольское учение Древней Церкви. Люди этого в основном, конечно, не знают. Поэтому важно именно на это делать упор.

И конечно, лишить настоятельства. Тут промедление смерти подобно: иначе все большее число молодежи будет отравляться либеральным псевдоправославием, филокатоличеством и экуменизмом.

— Возможен ли с ними какой-либо диалог?

— Диалог с их точки зрения — это реформация Православия, или же переход Православия в унию, чтоб было «прогрессивней», и это превращение Православия в беззубую покорную организацию, окормляющую старух, которая должна уйти в гетто, уединиться в свою субкультуру и не будет никому ничем мешать. Вот что им нужно. Вот что стоит за всеми этими экуменическими масками. С ними не может быть никакого взаимопонимания. Потому что ничего общего у тьмы со светом быть не может. Поэтому диалог мало возможен. Любая дискуссия с ними будет им на руку. Их надежда — на кардинальное изменение политической и вследствие этого — церковной ситуации в России в ультралиберальную сторону. Только в этом случае обновленчество со всеми их реформами имеет шансы на легализацию.

— Видимо, правильно сказал старец Иоанн Крестьянкин, что если мы не разорим это движение, они разорят Церковь.

— Да, безусловно это так, на сто процентов. И мой собственный путь жизни — он тому подтверждение. Чудом я остался в Церкви и чудом все потом наладилось. Все это очень серьезно. И очень хотелось бы, чтоб наше священноначалие обратило на это пристальное внимание и приняло бы меры.

— Филипп, скажите пожалуйста, появлялся ли священник Георгий Кочетков в храме Космы и Дамиана?

— Да, это было еще до его запрещения в служении. До всего этого скандала в 1997 году. Особенно забавен был эпизод, когда я познакомился с его чадами и они меня пытались катехизировать. Я им сказал, что в этом не нуждаюсь, поскольку имею свою голову на плечах, достаточно подготовлен и знаю православное вероучение. Они сказали, что поскольку я у их замечательного пастыря не проходил школу катехизации по «полному чину», то это говорит о том, что я ничего не знаю.

— То есть вы не «полный член Церкви», раз вы не прошли оглашение по системе Кочеткова?

— Ну безусловно. Если исходить из этих критериев, то я, конечно, вне Церкви нахожусь.

— Прихожане отца Георгия Кочеткова более харизматические, видимо, чем прихожане отца В.Лапшина?

— Безусловно, это духовный спецназ неообновленческого движения, потому что куда там косьмодемьянцам или лапшинцам до этих «высот»! До такого сплочения, понимаете, и вообще до прочих «добродетелей».

— Неообновленческий спецназ — это очень точное определение!

— Именно так.

— Филипп, вы говорили о встрече со старцем о. Иоанном Крестьянкиным. Расскажите об этом подробнее.

— В 1994 году я удостоился приема у отца Иоанна Крестьянкина. Он сразу меня назвал по имени, сказал: «О, Филипп приехал!» Я не успел еще рта раскрыть и ему представиться, а он уже все знал про меня, пожурил, поругал, дал мне епитимью... Вот память о батюшке буду хранить всю жизнь. Удивительный человек. Я это ни с чем не могу сравнить, только с чтением книг о подвижниках, о святых, как пишут об отце Иоанне Кронштадтском, об Оптинских старцах, это фигура вполне с ними сопоставимая, и я думаю, что скоро он будет канонизирован. У меня дома хранится его письмо как святыня. Вся наша семья его почитает.

Я бы в заключение хотел сказать, что это интервью и письмо в редакцию «Благодатного Огня» по поводу священника Лапшина — это есть мое покаяние за то, что я участвовал в этой деятельности, которая наносила ущерб Церкви и за то, что я в свое время поставил свою подпись в воззвании протестующих против запрещения священника Лапшина в служении. Мне стыдно об этом вспоминать.

Я хочу сказать еще одну вещь: наш разговор имеет большое символическое значение, так как сегодня день памяти святых мучеников Космы и Дамиана, в храме которых произошло многое из того, о чем я рассказал, который я помогал восстанавливать и в котором был алтарником. Это очень символично и указательный знак для нас. Да, действительно удивительно все получается по промыслу Божию!

— Спасибо, Филипп, за очень содержательную беседу.


* * *

Мы получили распечатку очередного высказывания по радио «София» священника Владимира Лапшина, где он, как в свое время Лев Троцкий, призывает к роспуску российской армии. Пусть читатель сам сделает вывод о подобном жанре «христианской» проповеди. Мы предлагаем священнику Лапшину в своем приходе организовать вербовочный пункт по набору добровольцев в НАТОвскую армию. Уверены, у него это получится.

 Радиослушатель: Подлинному христианину надо любить Бога и ближнего как самого себя. Но вот в чем вопрос: если враг хочет уничтожить меня и народ мой или поработить, что одно и то же, должен ли я этого врага уничтожить, любя его?

Священник Владимир Лапшин: Понимаете, все зависит от того, с каких позиций вы хотите получить ответ. Если с евангельских: нет, конечно!..

Другой радиослушатель: Но, по-моему, прозвучал вопрос совершенно конкретный: должен ли христианин во время военных действий с оружием в руках защищать свою Отчизну, свой дом, свою семью?

Священник Владимир Лапшин: Ну, я ответил вам конкретно, с евангельских позиций.

Радиослушатель: Так получается, что и монахи Троице-Сергиевой лавры, которые с оружием в руках обитель защищали, поступали не по-евангельски?

Священник Владимир Лапшин: А вы тогда уж у монахов спросите.

Радиослушатель вопрошает дальше: Нет, вы скажите, тогда надо распустить армию?

Священник Владимир Лапшин: Ну, на мой взгляд, да!

Радиослушатель недоумевает: То есть взять сейчас и распустить армию???

Священник Владимир Лапшин: Да! На мой взгляд, – да! Я не сторонник державности, я не сторонник того, чтобы мы были каким-то огромным государством... В мире есть огромное количество государств, у которых нет армии, понимаете, но которых любят, уважают, хотя у них нет армии, они не могут за себя постоять с помощью силы. Они не претендуют на то, чтобы влиять на мировую политику, и при этом никто их не завоевывает, никто их не покоряет. Мы изначально поставили себя в противостояние многим другим народам, всю жизнь занимались экспансией... Россия начиналась с Московского княжества, а сегодня границы простираются до Курильских островов!

...Меня вполне бы устроила жизнь в Московском княжестве, которое жило бы не силой, не насилием, не мощью, а любовью.

(Радио «София», 24.09.2006 г.)