Библиотека

Переход Американской Митрополии на Новый календарь, который там называют «Исправленным Юлианским» (хотя на самом деле он является Григорианским) с попыткой приспособить его к православной пасхалии, невольно вызывает интерес к этому вопросу. Он тем более значителен, что некоторые приходы Метрополии не принимают этой реформы. Когда же на них стали производить давление, они отошли от Метрополии и, желая оставаться верными Церковному Преданию без модернизма, присоединились к Русской Православной Церкви Заграницей.

Возникла некоторая полемика по существу реформы, относительно которой представители Православной Церкви в Америке стараются доказать, что это есть переход к более совершенному летоисчислению. Пишут об этом люди которые знают только то, что они хотят проводить церковные праздники (особенно Рождество) одновременно с католиками и протестантами. Не было пока напечатано у них ни одной статьи, написанной ученым астрономом с действительным знанием дела.

Интересно, что с неожиданной стороны появился такой ученый труд специалиста, но он оказался на стороне Юлианского календаря. В Сборнике Академии Наук СССР, Контекст 1978 г. напечатано чрезвычайно интересное исследование А.Н. Зелинского под заглавием «Конструктивные принципы древнерусского календаря». Статья эта занимает 45 страниц и изобилует многочисленными ссылками на разные источники.

Мы не будем приводить всей ученой аргументации автора, а дадим только выдержки из его труда, т.е. преимущественно его заключения. Надо при этом заметить, что работа его отличается исключительно добросовестностью. Поскольку она в большей мере сосредоточена на Пасхалии, автор изучил и связанную с нею церковно-богословскую литературу в самом широком диапазоне.

После краткой истории выработки и развития разных календарных систем в древнем мире, особенно Египте, автор перешел и к системе, вошедшей в жизнь под именем Юлианского Календаря. Первый Вселенский Собор положил в ее основу церковного Юлианского календаря и пасхалии. Таким образом, отказ от этого календаря и переход к католическому, есть неканоническое нарушение решения Первого Вселенского Собора, о чем мы подробно скажем ниже. Работа Зелинского показывает, какие трудности обнаруживаются в согласовании остального церковно-богослужебного года с пасхалией при употреблении Григорианского календаря.

Зелинский пишет: «…собственно Юлианский календарь просуществовал недолго — от реформы своего основателя (46 г. до нашей эры) и до Никейского собора, созванного Константином Великим в 325 году нашей эры. После этого знаменитого собора, выработавшего (в числе важнейших догматических установлений) единые правила вычисления Пасхи и единую эру от “Сотворения мира” для всех христиан, календарь Юлия Цезаря превратился в церковный Юлианский календарь и в таком усложненном виде более тысячелетия служил в качестве универсального календаря всего христианского средневековья. По сути дела, церковный Юлианский календарь и был тем Великим индиктионом, или Миротворным кругом, которому посвящена настоящая работа. С астрономической точки зрения суть никейской реформы календаря заключалась в том, что в юлианскую реформу времяисчисления, строго ориентированную по солнцу (т.е. исходящую из средней величины солнечного года в 365,25 дней), было введено «лунное течение», т.е. движение луны со сменой ее фаз. Последнее было вызвано необходимостью точной фиксации главного христианского праздника Пасхи и связанных с нею переходящих двунадесятых праздников. Но Пасха христиан в свою очередь исторически зависела от ветхозаветной иудейской Пасхи, которая со времен Моисея праздновалась евреями только в полнолуние. Вот откуда возникла необходимость в церковном календаре христиан соединить ритм луны с ритмом солнца. В своем реформированном виде церковный Юлианский календарь не только выполнил эту задачу, отвечающую требованиям церковного богослужения, но и положил предел спорам между Римом, Константинополем и другими церквами по поводу того, когда же именно следует праздновать новозаветную Пасху и какими правилами надо для этого руководствоваться».

Зелинский подробно объясняет всю сложность задачи, стоявшей перед отцами Первого Вселенского Собора. Он определяет ее как нахождение способа связать ритм луны с ритмом солнце:

«…при этом выразить эту связь в таких математических величинах, которые могли бы лечь в основу лунно-солнечного календаря – именно так можно сформулировать эту задачу древних».

Высказав ряд общих календарно-астрономических соображений, Зелинский приходит к определенному выводу:

«…христиане пасхалисты, следуя евангельской традиции и последовательности событий, связанных с последней неделей жизни Иисуса Христа, совершенно сознательно стремились к тому, чтобы новозаветная Пасха, с одной стороны, сохранила свою историческую связь с Пасхой ветхозаветной, а с другой –– была бы полностью независима от нее. Данной обстоятельство было столь важно, что христианская Пасха стала из-за этого подвижным праздником, т.к. в противном случае указанных условий нельзя было соблюсти. В этом смысле метоносозигеновский цикл оказался для них идеальным инструментом. Основанный на нем календарно-астрономический механизм христианской пасхалии, как мы могли убедиться, совершенно не зависим от механизма пасхалии еврейской.

Конечно, никто не станет оспаривать, что с точки зрения соответствия астрономическим полнолуниям ветхозаветная пасха не оставляет желать ничего лучшего. Но христианские пасхалисты, вероятно, прекрасно отдавали себе отчет в том, что придерживаться т. наз. Астрономической точности в календарном деле –– вещь совершенно невыполнимая и ненужная одновременно. В самом деле, та точность в отношении полнолуний, которой отличается еврейская Пасха, таит в себе неточность в отношении солнца (которая дает знать в размере одних суток за 210 лет), поскольку средняя длина еврейского года, построенного по циклу Гиппарха (см. табл. 1) превышает его тропическую величину (365 град. 5 час. 48 мин. 46 сек.).

Таким образом, если условные (символические) даты 14 нисана христианской пасхалии опережают равноденствие со скоростью одних суток за 128 лет, то реальные (астрономические) значения еврейской пасхалии опережают равноденствие со скоростью 210 лет. Последняя происходит оттого, что в календарно-астрономическом плане движения луны невозможно соединить с движением солнца, невозможно длину лунного месяца совместить с продолжительностью солнечного года. В этом смысле любой лунно-солнечный календарь, да и любой календарь вообще, не будет абсолютно точным, поскольку понятие “точность” здесь вещь весьма относительная. Поэтому, применительно к календарному делу речь может идти не о какой-то абстрактной “астрономической точности”, а о некоторых средних значениях, выводимых из строгих ритмических соотношений слагаемых, ибо любое нарушение календарного ритма –– это нарушение жизни вообще. Ритмические календарные соотношения цикличны в своей основе, будь то движение луны, солнца или совмещение обоих. Поэтому, любая попытка закрепить в календаре что-то “навечно” обречена в конечном счете на неудачу».

Зелинский считает, что григорианская реформа как раз и была проведена из-за стремления закрепить «навечно» то, что в календаре совершенно невозможно. Признавая, что астрономическая точность в Григорианском календаре превышает точность Юлианского, Зелинский однако пишет, что «ошибка все равно есть, и она будет нарастать со временем». Однако, Зелинский видит большое преимущество Юлианского календаря перед Григорианским в том, что у него период из целого числа дней короче. В Юлианском календаре такой период составляет 4 года, в то время как в Григорианском 400.

«Если же мы вспомним, –– пишет Зелинский, –– что сущность любого календарного периода заключается в минимальном отрезке из целого числа дней, по истечении которого погашается некоторая ошибка против принятой средней длины года, то с этой точки зрения григориане усложнили календарь, введя в мировую хронологию календарный период такой огромной продолжительности. Помимо этого, средняя длина григорианского столетия (из-за введения високосных веков) оказалась равной дробному числу дней (3624,25 дней), что уже само по себе выглядит достаточно странно с точки зрения элементарной хронологии».

Зелинский видит одну из причин Григорианской реформы в заботе Папы о возвращении даты весеннего равноденствия к дате Первого Вселенского Собора. Постепенно опережение Юлианским календарем весеннего равноденствия вызвало тревогу, что Пасха, как весенний праздник, постепенно сдвинется к лету и этим вызовется угроза, что нарушится ее традиционное весеннее положение в году.

«Поскольку весеннее равноденствие ко времени григорианской реформу падало уже не на 21 марта, а на 11 марта, то для того, чтобы вернуть его на прежнее метро, и было добавлено 10 дней», — пишет Зелинский.

«Но, –– продолжает он, –– исправляя то, что казалось ему нарушением церковных канонов празднования Пасхи, Рим как раз и нарушает один из основных канонов главного христианского праздника. Так, 1-е правило Антохийского собора гласит: “Аще же кто из предстоятелей церкви, епископ или пресвитер, или диакон, после сего определения дерзнет к развращению людей и к возмущению церквей особиться и вместе с иудеями совершать Пасху, такового святой Собор осуждает быть чуждым Церкви”. Это решение Антохийского собора повторяется и в “Никоновской кормчей”. Само собой разумеется, что в этом правиле не надо усматривать никакой антииудейской направленности. Речь шла просто о том, чтобы сохранить именно ту последовательность событий, которая изложена евангельской историей и закреплена христианской традицией. Сущность же этой последовательности заключается в том, что распятие Христа произошло в канун иудеской Пасхи (14 нисана), а воскресение – на другой день после нее (16 нисана). Масштабы времени небольшие, но масштабы событий (для традициональной христианской истории) таковы, что не могут меняться местами».

Зелинский отмечает, что по причинам чисто астрономического характера, в средние века бывали случаи, когда иудейская Пасха совпадала с Пасхой западных христиан, но до реформы никогда не случалось, чтобы Пасха христиан наступала прежде еврейской. Он объясняет почему это невозможно:

«ибо уже ранние христиане отдавали себе ясный отчет в том, что в мистико-символическом плане новозаветная Пасха означает замену ветхозаветного жертвоприношения агнца искупительной жертвой Иисуса Христа, Который предстает в ней как “Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира” (Иоан. 1,29).

Поэтому, с традиционной точки зрения менять время от времени последовательность этих событий в ежегодном памятовании о них (т.е. праздновать Пасху до наступления дня распятия по иудейскому календарю. — Е.Г.) значит вольно или невольно искажать их смысл. Остается в какой-то мере загадкой, почему же католическая церковь все же пошла на это?»

Зелинский замечает, что за одно столетие (1851 по 1950) католическая Пасха пятнадцать раз наступала прежде еврейской. По приведенной им цитате из буллы Папы Григория XIII «Inter Gravissimas» от 24 февраля 1582 года видно, что Папа надеялся «не только восстановить равноденствие на издревле назначенном ему месте, от которого со времени Никейского собора оно отступило на 10 дней приблизительно, и XIV луне вернуть ее место, от которого оно в настоящее время на четыре или пять дней отходить, но и установить также способ и правила, которым будет достигнуто, чтобы в будущем равноденствие и XIV луна со своих мест никогда не сдвигались».

Зелинский по этому поводу замечает:

«Таким образом, налицо были намерения внести радикальные улучшения в христианский календарь, который действовал к тому времени уже свыше 1000 лет. И забыта была, кажется, только одна простая истина, а именно то, что в календаре ничего нельзя закрепить “навечно”, что категория “вечности” если и может относиться к чему-нибудь, то только не к календарно-астрономическим величинам, которые суть время, а следовательно — изменение.

Несмотря на то, что точность Григорианского календаря в отношении величины тропического солнечного года довольно высока, они все равно дает ошибку, равную одним суткам за 3280 лет… Что же касается луны, то ошибка здесь несоизмеримо больше: почти так же как и в еврейском календаре, примерно за каждые 210 астрономические пасхальные полнолуния католиков будут уходить вперед от равноденствия на одни сутки. Нетрудно представить себе, что спустя 1000 лет те полнолуния 14 луны, которые считались первыми после равноденствия, окажутся вторыми, т.е. опять нарушится правило Никейского собора в том его буквальном понимании, которые было придано ему григорианской реформой.

О чем это свидетельствует? Только об одном: о невозможности достичь того, о чем мечтал Папа Григорий XIII, т.е. о том, “чтобы в будущем равноденствие и XIV луна со своих мест никогда не сдвигались”. Отдавали ли себе ответ в этих простых выводах составители григорианской реформы? Надо думать, что да, но суть дела не менялась, поскольку дни находились во власти целого комплекса культурно-исторических и социально-психологических причин, подготовивших то, что мы называем эпохой “Нового времени”».

Здесь автор, очевидно, имеет в виду узко-конфессиональные интересы католичества в борьбе с Восточно-православной Церковью.

В то время, как вырабатывался Григорианский календарь, составлялся и несогласный с ним трактат ученого Жозефа Скаллигера, напечатанный в 1583 году под заглавием «Новый труд по улучшению счета времени», вышедший почти одновременно с григорианской реформой. Он настаивал, что только Юлианская календарно-хронологическая система может обеспечить непрерывный счет дней в мировой хронологии, ибо счет по ней можно вести непрерывно и последовательно в течение всего периода, начиная с любой условной начальной даты.

«Именно поэтому, –– пишет Зелинский, –– счисление юлианскими днями лежит в основе всех хронологических и астрономических расчетов, независимо от того, направлены ли они в прошлое, или будущее. Солнечные и лунные затмения, максимумы и минимумы переменных звезд и многие другие астрономически явления можно выразить определенным положительным числом солнечных суток только при счете юлианскими днями».

«Юлианский период Скаллигера получил не меньшее значение в мировой исторической хронологии, так как дал возможность связать различные календарные даты, выразив их через юлианские дни. Вряд ли нужно подчеркивать, что всеми своими достоинствами указанный период обязан своему древнему прототипу –– Великому миротворному кругу Никейской пасхалии. В этом смысле парадоксальным остается факт, что тот самый период, без которого не может обходиться астрономия и хронология наших дней, был признан Папой Григорием XIII непригодным для календаря.

Поэтому не следует удивляться тому, что в самом конце прошлого века при обсуждении возможности и целесообразности перехода России на Григорианский стиль, один из образованнейших людей своего времени В.В. Болотов (доктор церковной истории, профессор Петербургской Духовной Академии 1854–1900 гг.), принимавший участие в Комиссии по вопросу о реформе календаря в России, так высказался по этому поводу: “Сам я отмену юлианского стиля в России нахожу отнюдь нежелательною. Я по-прежнему остаюсь решительным почитателем календаря Юлианского. Его чрезвычайная простота составляет его научное преимущество перед всякими другими календарными исправлениями. Думаю, что культурная миссия России по этому вопросу состоит в том, чтобы еще несколько столетий удержать Юлианский календарь и через то облегчить для западных народов возвращение от не нужной никому григорианской реформы к неиспорченному старому стилю”».

Вместе с Болотовым, при обсуждении возможности календарной реформы решительным сторонником Юлианского календаря выступил и другой великий русский ученый мирового масштаба Менделеев. Таков же был взгляд и великого астронома Коперника, отказавшегося принимать участие в подготовке Григорианской реформы, которая вырабатывалась уже на Латеранском соборе 1514 г.

Интересен также отзыв известного астронома, действительного члена Русского Астрономического Общества Е.А. Предтеченского, которого тоже цитирует Зелинский. Отдавая дань первым составителям Великого индиктиона, он писал:

«Этот коллективный труд по всей вероятности многих известных авторов, выполнен так, что до сих пор остается непревзойденным. Позднейшая римская пасхалия, принятая теперь западной церковью, является по сравнению с александрийской до такой степени тяжеловесною и неуклюжею, что напоминает лубочную картинку рядом с художественным изображением того же предмета. При всем том, эта страшно сложная и неуклюжая машина не достигает еще и предположенной цели».

Мы читали разные работы, посвященные календарному стилю и, надо сказать, что ни одна из них не может сравниться с исследованием Зелинского ни по научному обоснованию, ни по ясности изложения. Работа его замечательна и тем, что в ней проявляется такое глубокое понимания связанных с календарем и пасхалией церковных материалов и соображений. Мы дали лишь очень краткое ее изложение, опуская очень много, особенно из научного астрономического материала, мало доступного для читателя без специальной подготовки. Мы надеемся, что вся работа Зелинского вскоре будет напечатана для зарубежных читателей. Это, однако, займет некоторое время, а между тем, вопрос о календаре широко обсуждается. Даже в нашем сокращении, читатель увидит, что вопреки уверениям модернистов, Григорианский календарь отнюдь не является прогрессом в области науки, а напротив –– от лучшего ведет людей к худшему и ради этого худшего вносит разделение.

Впрочем, надо иметь в виду, что астрономическая сторона дела имеет отнюдь не главное значение. Кто из наших прихожан и духовенства имеет большие знания в специальной области астрономии? Не только из-за астрономической точности мы придерживаемся Юлианского календаря. Гораздо важнее богослужебная и даже догматическая сторона этого дела. Именно она задевает христианское сознание и совесть верующих.

Никейские отцы, поставившие на твердую почву календарь в применении к богослужебной жизни Церкви, как это видно из замечательного труда Зелинского, несомненно были умудрены Духом Святым. Их богодухновенный труд вошел в церковное Предание. Тысячу лет он соблюдался и Римской Церковью, до постепенного уклонения ее от Православия. Утрата его сказалась и на желании изменить календарь.

Между тем, св. Василий Великий в 87 и 91 правилах объясняет, что хранение Предания и древнего обычая имеет такое же значение как и хранение писанного догмата. По 91 правилу:

«из сохраненных в Церкви догматов и проповеданий, некоторые мы имеем от письменного наставления, а некоторые прияли от Апостольского предания, по преемству в тайне, и те и другие имеют единую и ту же силу для благочестия. И сему не воспрекословит никто, хотя мало сведующий в установлениях церковных. Ибо аще предпримем отвергати неписанные обычаи, аки не великую имеющие силу, то непременно повредим Евангелию в главных предметах, или паче сократим проповедь в единое имя без самой вещи».

Знаменитый канонист епископ Никодим Милаш в толковании 87 правила св. Василия Великого, пишет: «Относительно обычая Василий Великий говорит, что первое и самое важное в подобного рода вопросах –– иметь в виду обычай, ибо обычай имеет силу закона. Обычай всегда в Церкви имел одинаковое значение с законом, если только имел Церковью оправданное основание и если освящен древностью употребления».

Юлианский календарь с пасхалией был принят Первым Никейским Собором и освящен употреблением в Церкви более тысячелетия. Поэтому, отказ от него или нарушение его, является уже нарушением догмата о Церкви. Понятно, что православная совесть с этим не мирится и люди, хранящие ее, отходят от совершающих такой грех епископов.

Под влиянием духа модернизма, теперь очень легко смотрят на древние определения, сделанные от лица всей Православной Церкви. По выражению 7 прав. VII Вселенского Собора «грехам предваряющим и другие грехи последуют». Именно этим духом и можно объяснить то, что определение Вселенского Собора и почти двухтысячелетний обычай всей Церкви в отношении календаря стали после 1920 г. пересматриваться отдельными Церквами, не считавшимися со всеми остальными Церквами, оставшимися верными Преданию. Переходом на новый календарь, тем более, что это совершалось даже не всею полнотою Церкви, нарушалось то самое, что лежало в основе Никейского определения о пасхалии. Ведь, как мы уже упомянули, Первый Вселенский Собор ставил целью именно то, чтобы вся Церковь одновременно едиными устами и единым сердцем праздновала Св. Пасху и все прочие праздники. Никейский Собор не столько был озабочен астрономической точностью (хотя и старался по возможности соблюсти ее), сколько единством молитвенной жизни всех поместных Церквей.

Как известно, деяния Первого Вселенского Собора письменно не сохранились, но о них подробно написал св. Император Константин:

«…Здесь также было исследовано и касательно святейшего дня Пасхи, и общим мнением признано за благо всем христианам, в какой бы стране они ни жили, совершать спасительный праздник святейшей Пасхи в один и тот же день. Ибо, что может быть прекраснее и торжественнее, когда праздник, вселяющий в нас надежду бессмертия, совершается всеми неизменно, по одному чину, и установленным порядком? Прежде всего показалось неприличным совершать сей святейший праздник вместе с иудеями, которые, осквернив свои руки беззаконным делом, справедливо поражены, как нечистые, душевною слепотою…»

«Нам указан Спасителем иной путь: нашему священнейшему богопочитанию приличествует свой порядок времени и свой закон… А если бы все это и не было вам предложено, то ваше благоразумие само должно всячески заботиться, чтобы чистые наши души ни в чем не сообщались и не сходились с обычаями людей самых негодных. Кроме того, следует также сообразить, что разногласие в такое деле и касательно такого важного праздника веры крайне не согласно с благочестием… Размыслите сами о вашей святости, как не хорошо и несообразно то, что в известное время одни соблюдают посты, а другие совершают пиры, и при том, после дней Пасхи, одни проводят время в праздновании и покое, а другие держат установленные посты. Поэтому Божественный Промысл благоволил, чтобы это было надлежащим образом исправлено и подведено под одно правило… Коротко сказать: по общему суду всех постановлено, –– Святейший праздник Пасхи совершать всем в один и тот же день. Не пристойно быть разногласию в отношении к столь священному предмету, и лучше следовать такому постановлению, в котором нет никакой примеси чуждого заблуждения и греха. Устроенное по боговдохновенному рассуждению стольких святых епископов с радостью примите, как высший дар и как поистине Божественную заповедь: ибо все, что постановлено на святых соборах епископов, должно быть приписано Божественной воле. Итак, объявив постановления собора всем возлюбленным братьям нашим, вы должны принять и привести в действие как то, о чем было говорено прежде, т.е. упомянутый образ вселенской веры, так и соблюдение святейшего дня Пасхи…»

Собор в Константинополе 20 ноября 1583 года в ответ на предложение Рима о принятии нового календаря издал определение, в котором предавались анафеме все римо-католические новшества. Седьмой пункт этого определения относится к календарю. Он гласит, что:

«Кто не следует обычаям Церкви и тому, как приказали семь святых Вселенских Соборов о Святой Пасхе и месяцеслове и добре законоположили нам следовать, а желает следовать Григорианской пасхалии и месяцеслову, тот, как и безбожные астрономы, противодействует всем определениям святых Соборов и хочет им изменить и ослабить, да будет анафема –– отлучен от Церкви Христовой и собрания верных».

Спрашивается: если вся Православная Церковь так веровала в 325 году и повторила это в 1583 году и вновь через 10 лет после того в лице четырех Патриархов, представителя Русской Церкви и многих епископов, то что же изменилось с тех пор? Разве потеряло свое значение то единство Православной веры и церковной молитвы, ради которых трудились Отцы Первого и последующих Вселенских Соборов? Они заботились о том, чтобы весь православный мир одновременно отмечал праздники. Между тем, в двадцатых годах нашего столетия, поместные Церкви, начиная с Греческой, стали вводить новый календарь, не заботясь о том, что их братья в других Церквах (Иерусалимской, Русской, Сербской и, тогда еще Болгарской) продолжают хранить древний порядок.

Нельзя к тому же не обратить внимания на то, что самое введение Григорианского календаря приводилось совершенно неканоническим путем и неправдиво, с целью совсем противоположной определениям Первого Вселенского Собора.

Все началось с того, что в феврале 1923 года в Греческом Королевстве, для гражданской жизни, ввели Григорианский календарь, но при этом было объявлено, что в Церкви остается в силе Юлианский календарь. Между тем, вслед за этим Архиепископом Афинским был избран Хризостом Пападопулос. Он заявил на Соборе, что надо переменить церковный календарь так, чтобы он был одинаков с гражданским. Собор признал, однако, что сперва надо посоветоваться с другими автокефальными Церквами, особенно Константинопольской.

Вторично созванный Собор в декабре того же года постановил, что ввиду смущения в простом народе от наличия двух календарей одновременно, надо принять гражданский календарь, опять добавив, что сначала надо достигнуть соглашения со всеми другими Церквами, особенно Константинопольской. Между тем, Архиепископ Хризостом в начале января 1924 года предложил «среднее» решение: принять новый календарь со старой пасхалией. Все дело велось с такой поспешностью, что уже 20 января 1924 года было получено согласие Константинополя, а 23 марта того же года Греческая Церковь перешла на новый календарь, не дожидаясь решения других Православных Церквей.

Епископ Павел, в своей очень авторитетной статье, помещенной в официальном органе Сербской Патриархии «Гласник» (ноябрь 1982 г.) не находит объяснения для такой поспешности. Он удивляется, что это сделал Архиепископ Хризостом, который сам же участвовал в Государственной Комиссии в 1923 года постановившей: «принимая во внимания, что Греческая Церковь, как и другие автокефальные Церкви, хотя и независимы внутренне, все-таки тесно связаны друг с другом и объединены принципом духовного единства Церкви, составляя единую Православную Церковь и, следовательно, ни одна из них не может отделиться о других и принять новый календарь без того, чтобы стать схизматической в отношении других». Епископ Павел замечает, что принимая вопреки сему столь поспешно новый календарь, Греческая Церковь забыла и приведенное определение, и прежние принципиальные заявления в послании Патриарха Иоакима III, а Константинопольский Патриарх забыл постановление только полгода перед тем состоявшегося Совещания (май 1923 г.) в его стольном городе. В обоих случаях имелось в виду, что такая реформа требует общего согласия всех Церквей и осторожности в своем осуществлении, чтобы не вызвать соблазна в народе. Кстати сказать, на этом Совещании в Константинополе участвовала и Русская Зарубежная Церковь в лице Архиепископа, впоследствии Митрополита Анастасия.

Для столь поспешного решения одной Церкви, вопреки решению Совещания, представлялись разные оправдания, которые добросовестно приводятся Епископом Павлом.

Прежде всего, что Греческой Церкви было бы трудно не участвовать в национальном празднике в день Благовещения, который будто бы уже собирались проводить по новому календарю. Впрочем, этот аргумент, видимо, отпадает, ибо в Королевском указе о переходе Государства на новый календарь в пар. 4 значилось: «национальный праздник 25 марта и все праздничные особые дни, согласно существующим законам, будут сообразоваться с Юлианским календарем». Затем ссылались на то, что, де, введения нового календаря в Церкви особенно добивался Король, что такое требование было предъявлено Правительством и что югославянский посол, якобы, толкнул на это Элладскую Церковь, заверяя Архиепископа, что и Сербская Церковь присоединилась бы к такому решению. На самом деле она на это не согласилась. С церковной точки зрения всякое давление гражданской власти, хотя бы и Короля, если оно даже и имело место, не должно было быть решающим.

«Как бы то ни было, –– пишет Епископ Павел, –– эта поспешность без предварительного объяснения и приготовления, вызывала одну из серьезных проблем современной Греческой Церкви –– старо-календарную». Позднее, новый календарь приняли Церкви: Константинопольская, Александрийская, Антиохийская, Румынская и Болгарская. Последняя сделала это много лет спустя, уже в совсем недавнее время, вероятно из угождения коммунистическому правительству и Совету Церквей.

Итак, мы видим, что Греческая Церковь первая ввела календарную реформу, несогласимую с принятой Первым Вселенским Собором пасхалией, отрываясь от единства Церквей в соблюдении праздников всею Церковью одновременно, достигнутым Первым Вселенским Собором.

Иначе говоря, это было решение прямо противоположное той цели, которую в отношении календаря поставил себе Никейский Собор. В то время (1924 г.) категорически отказывались принять новый стиль Церкви: Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская, Сербская и др. (Церковные Ведомости №11 и 12, 1924 г., стр. 4).

Очень объективное изложение событий привело Епископа Павла к следующему заключению: «Видимо предполагалось, что если и не все Церкви, то большинство Церквей примет это решение и первенство введения его рассматривалось как дело престижа. Возможность, что в Греции именно так и смотрели на это дело, видна из представления ее представителя в Константинополе, согласно которому, пользование новым календарем и изменение пасхалии, имело бы “большое моральное значение и произвело бы большое впечатление на весь культурный мир, как лишенное принуждения добровольное сближение двух христианских миров –– Востока и Запада, в праздновании великих христианских праздников”». Иначе говоря, нарушение единства в соблюдении праздников, установленного Никейским Собором, совершалось по политическим основаниям угождения Греческому Правительству и для «сближения двух миров» –– православного и еретического. Реформа была введена в угоду им, а не во имя соблюдения или укрепления Православия. Сколько бы Церквей ни присоединилось в этом к Элладской Церкви – они присоединились не к делу укрепления Православия, а ради сближения с ересями. Это было грехом против Православия. Если мы должны судить о делах по плодам их (Матф. 7, 16), то мы видим, что грех нарушения Никейского определения может быть радует еретиков, но зато разрушает единство Православной Церкви.

Неправославность этого акта особенно ясна, если сопоставить его с непременным требованием единства с преданием для того, чтобы тот или иной акт не отрывался от Православия. Об этом, со свойственной ему ясностью пишет наш знаменитый канонист Епископ Иоанн Смоленский. «Итак, вот другое начало церковного законоведения, начало основное — руководственное: неуклонное последование Свящ. Преданию Православно-Католической Церкви… Только то, что есть в Священному Предании или объясняется им, или согласно с ним, должно быть признаваемо в собственном смысле каноническим, церковным; все, не имеющее основания в Предании и несогласное с ним, хотя бы принятое тем или другим обществом Христианским… не должно быть признаваемо каноническим, или принадлежащим Церкви Вселенской, а потом истинным. Наконец все, что изменяет Предание в основных правах и установлениях церковных или подрывает силу его произволом мнений, или установлений человеческих, все явно противное Преданию, должно быть отвержено, как ложное, противу-церковное» (Архимандрит Иоанн. Опыт Курса Церковного Законоведения. СПБ. 1851, разд. 1, стр. 23).

Так ли важна астрономическая точность (притом, как мы видим, сомнительная), чтобы ради нее терять единство по всему миру молитвенного переживания праздников? Неужели, одновременное празднование Рождества Христова и других праздников с неправославными исповеданиями оправдывает отделение от верных этому отеческому преданию православных Церквей? Еще хуже получалось в Польской Церкви, а теперь в Американской Митрополии, когда в одной и той же епархии одни приходы живут по Юлианскому календарю, а другие, при том же епископе, по Григорианскому. Их епископ, если он хочет посещать свою паству, должен в одном приходе праздновать Рождество Христово, а в другом еще соблюдать Рождественский пост. Сам он, значит, живет ни так, ни сяк. В одной епархии Американской Митрополии дело обстоит еще парадоксальнее: в некоторых приходах епископа, включая и его кафедральный собор, православные могут жить по разным календарям, согласно высказанному ими пожеланию. Епископ обещал своей пастве, что даже если и один прихожанин потребует для себя служба по Юлианскому календарю –– его просьба будет удовлетворена. Трудно себе представить худшую духовную позицию. Можно ли назвать этот разброд Православием? Тут возвращаются к тому беспорядку, об устранении которого радостно возвещал миру равноапостольный Император Константин. Приведу еще раз его слова: «Размыслите сами по вашей святости, как нехорошо и несообразно то, что в известное время одни соблюдают посты, а другие совершают пиры, и потом, после дней Пасхи, одни проводят время в праздновании и покое, а другие держат установленные посты». Это суждение можно отнести не только к Пасхе, но и вообще к любому празднику, начиная с Рождества Христова.

Первый Вселенский Собор устранил такой разнобой между церквами Востока и Запада. Тогда празднование Пасхи в разное время совершалось по этим территориям, но никому не могла прийти на ум, чтобы верующие одной и той же епархии, и даже того же прихода, и при то же самом храме, жили по разным календарям. Воистину, трудно вообразить такой дикий духовный разброд в одной и той же общине. Только экуменические принципы, не признающие безусловной истины, но сводящие ее на положение мнения, могут приводить к такому духовному абсурду.

Таким образом, изучение вопросы о новом календаре неминуемо приводит нас к заключению, что введение его с самого начала было неканонично и содержало в себе измену Православию. Присоединение к этому впоследствии, в частности теперь, –– есть присоединение к греховно-неправославному акту. Никакое большинство не может изменить этого положения, как в свое время большинство еретиков и захват ими власти в той, или иной Церкви, не делал их православными.

Пусть не пугают нас тем, что новостильники могут оказаться в большинстве. Православие измеряется не этим, а верностью Преданию, единством в вере и жизни с прежде отшедшими из этого мира святыми Отцами. Мы верим, что они с нами, а не с отказавшимися от их предания. Мы видим, как прогрессирует модернизм и сбывается предупреждение седьмого правила Седьмого Вселенского Собора «ибо грехам предваряющим и другие грехи последуют».

Мы не удивимся, если в угоду католикам последует принятие предлагаемой ими Пасхи, фиксируемой в пределах одной апрельской недели. "Предваряющие грехи" уже налицо. Удивляться ли, когда за ними и другие грехи последуют?

Епископ Григорий (Граббе)

Церковь и Её учение в жизни (собрание сочинений). т.3. Джорданвилль. 1992. сс.173-187