Богородица

Библиотека Cовременное обновленчество – протестантизм «восточного обряда»

Николай КАВЕРИН
Обновленчество 20-х и 90-х годов: неразрывная преемственность


И вы исполните меру отец ваших (Мф. 23, 32)

 

Шумная деятельность двух московских приходов – о. Георгия Кочеткова и о. Александра Борисова, практикующих богослужебный и богословский модернизм с целью создания некоего «живого», «обновленного» православия «с человеческим лицом», «просвещенного» христианства в противовес «охранительному», «кондовому» Православию (терминология о. Г. Кочеткова) нашла отклик в среде духовенства Русской Церкви. Откровенная реформация Православия, начиная от модернизма в литургической практике, причащения на своих богослужениях католиков и других инославных, отмены постов и устроения кощунственных «полулитургических агап» и кончая пересмотром православной догматики, экклезиологии, Священного Предания, отрицанием присутствия Тела и Крови Христовых в евхаристических Дарах и баптистским толкованием почитания Божией Матери – все это получило должную оценку в выступлениях на богословской конференции «Единство Церкви», в голосе духовенства на московском епархиальном собрании, в обращении клириков и мирян к Святейшему Патриарху Алексию, а также в выступлении самого Первоиерарха Русской Церкви, точно обозначившего это явление как новообновленчество[1].

 Однако сами представители новообновленческого движения стараются всячески отрицать какую-либо их связь с обновленчеством 20-х годов, делая акцент лишь на политической стороне деятельности своих идейных предшественников (связь с ГПУ, восхваление новой богоборческой власти), а также на их каноническом разрыве с Патриаршей Церковью. Раз, мол, мы не отвергаем существующую иерархию, то ни о каком неообновленчестве и речи быть не может! Так, на вопрос, заданный 11 февраля 1994 г. на пресс-конференции «просветительско-благотворительного братства "Сретение"» одному из его активистов А.М.Копировскому: «Как, по-вашему, явление неообновленчества имеет место сейчас у нас в обществе или нет?» – А.М.Копировский ответил: «Русская Православная Церковь в лице своей иерархии, собора, синодов вопроса о существовании неообновленчества сейчас в России не ставит. Я считаю, что этот термин – недоразумение. Когда говорят о неообновленчестве, говорят о русском языке почему-то больше всего. Но, простите, обновленцы прежде всего говорили, что они к церкви, возглавляемой Патриархом Тихоном, никакого отношения иметь не хотят, что они имеют отношение к Советской власти, которая исполняет заветы Иисуса Христа лучше, чем существующая церковь. Обновленцы говорили, что они отвергают иерархию, что они отвергают православные каноны. Вот что делали обновленцы. Так какое же неообновленчество сейчас есть, которое отвергает иерархию и каноны, церковь во главе с Патриархом? Вообще ничего похожего нет... Где это неообновленчество?» (Цит. по: «Христианский вестник». М. 1994. № 3–4. С. 58–59).

 На самом ли деле нет ничего похожего в деятельности церковных реформаторов 90-х годов и обновленческого движения 20-х, или же существует преемственность целей и методов революционной перестройки Православной Церкви, несмотря на все политические различия?

 
* * *

Сначала приведем несколько выдержек из социально-политических заявлений обновленцев 20-х гг., которые, однако, не определяли сущности революционно-реформаторских устремлений их выразителей, являясь лишь следствием более глобальной цели радикального реформирования всего существующего строя церковной жизни.

 Руководители обновленческого движения «Живая церковь» провозглашали:

 «Великий лозунг социальной революции «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» вполне приемлем, вполне полезен, вполне жизнеспособен и в нашей церковной революции» («Живая Церковь». 1922. № 6–7).

 «Октябрьская революция освободила церковь от тяжкого ига помещичьего самодержавия, отделив ее от государства и таким образом предоставив ей свободу духовного развития и совершенствования» («Живая Церковь». 1922. № 8–9).

 Из программы «Союза общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ), составленной одним из самых ярких лидеров обновленчества священником А. Введенским: «Поскольку в принципах Октябрьской революции нельзя не усмотреть принципы первохристианства, церковь религиозно принимает нравственную правду социального переворота и активно, доступными ей церковными методами, проводит эту правду в жизнь» («За Христа». 1922. № 1–2).

 Архиепископ Нижегородский и Арзамасский Евдоким (Мещерский), будущий глава обновленческого ВЦУ: «Да будут же благословенны дни Октября, разбившие рабские узы и даровавшие народу истинную свободу» («Известия ТатЦИКА». 10.07.1922).

 В программе Союза «Церковное возрождение», возглавляемого епископом («митрополитом Московским и всея Руси») Антонином (Грановским), упоминается о «коммунизации церковного уклада жизни» и «потребительском коммунизме» («Жизнь и религия». 1923. № 7).

 В постановлении одного из съездов живоцерковников говорилось: «...Клеймим позором всех высших иерархов во главе с Патриархом Тихоном... Да здравствует мировая революция, освободившая рабочих и крестьян от гнета капитала. Да здравствует возрождение страны рабочих и крестьян. Позор всем врагам пролетарской республики!» («Что постановил Владимирский губернский съезд духовенства и мирян». Владимир. 1923. С. 6–7).

 В тезисах предстоящей реформы Православной Церкви на поместном соборе «Живой церкви» говорилось, что Советская власть мирскими методами осуществляет правду первохристианства (§16б) («Жизнь и религия». 1923. № 5). Подобными идеями изобиловали статьи и проповеди всех вождей обновленческого движения: А.Введенского, Антонина Грановского, Боярского, Егорова, Белкова, Калиновского и др. Однако сущности обновленческого движения подобные речи не отражали, хотя их взаимосвязь со стремлением к реформам канонического, богослужебного и даже вероучительного характера весьма примечательна. Подобные высказывания, хотя и не в такой форме, встречались и в более поздние годы в речах церковных деятелей разного ранга (см., например, высказывания митрополита Ленинградского Никодима (Ротова) или профессора ЛДА Н.А.Заболотского).

 
* * *

Рассмотрим программу церковных реформ обновленцев 20-х годов и сравним ее с теми требованиями преодоления «кондовости православной жизни», которые постоянно выдвигаются «нашими думающими (!) священниками» (терминология о.о. Г. Кочеткова и А. Борисова), т.е. современными церковными реформаторами 90-х годов.

 «Нам необходимо обновление, нам необходимы реформы. Мы остро нуждаемся в реформах...» – пишет современный реформатор о. Георгий Кочетков. – «Сам культ стал слишком тяжел... Кондовое православие – это ужасно». Поэтому реформы «должны идти быстро, потому что нам не дано этого времени столько, сколько бы мы хотели его иметь. Историей, Богом не дано» («Православная община». 1995. № 28. С. 44; № 30. С. 75). «Охранительное Православие зашло слишком далеко» («Новая Европа». 1992. № 1. С. 82).

 Глава обновленческого Союза «Церковное возрождение» Антонин Грановский в 1924 г. заявлял: «Реформационная тенденция – это основа, нерв и душа СЦВ». А вот слова другого лидера обновленчества священника А. Введенского, сказанные накануне обновленческого «собора» 1923 года: «Вопросы самой реформы церкви, конечно, если не так срочны, то не менее важны и на них должно быть обращено внимание Собора. Современное передовое церковное сознание стоит перед несомненным расхождением догматов веры и достижений человеческого разума... Необходимо практически пересмотреть все церковное учение. Здесь и догматика и этика. Богослужебная реформа неоходима нисколько не меньше... Тихоновская церковь не желает реформы: косная по психологии, реакционная политически, она реакционна и в религиозной области... Никакие обоснования уже изжитого невозможны; реформа церкви, реформа самая радикальная неизбежна» («Известия». 28.04.1923).

 Как видим, 70 лет назад звучали те же требования немедленной революционной реформации Православной Церкви. Вся разница состоит лишь в том, что «косная, реакционная Тихоновская церковь», «тихоновщина» теперь, спустя 70 лет, именуется нынешними церковными реформатами «кондовым, охранительным Православием», «церковью старух».

* * *

В программе церковных реформ, намеченной группой духовенства и мирян «Живой церкви» в 1922 году, выдвигались следующие требования:

 §1. Пересмотр церковной литургии и устранение тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым периодом союза церкви и государства и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения.

§2. Устранение обрядов, являющихся пережитком языческого миросозерцания.

§3. Борьба с суевериями, религиозными предрассудками и приметами, выросшими на почве народного невежества и монашеской эксплуатации религиозного чувства доверчивых масс.

§4. Приближение богослужения к народному пониманию, упрощение богослужебного чина, реформа богослужебного устава применительно к требованиям местных и современных условий.

§5. Исключение из богослужений выражений и идей, противных духу всепрощающей Христовой любви.

§6. Широкое вовлечение мирян в богослужение, до церковного учительства включительно... («Живая Церковь». 1922. № 10).

 А на учредительном собрании группы «Живая церковь», состоявшемся в Москве 29 мая 1922 года, была поставлена и такая задача: «Пересмотр церковной догматики, с целью выделения тех особенностей, которые были внесены в нее бывшим в России строем» («Живая Церковь». 1922. № 3).

 В дальнейшем требования этой реформы были детализированы. Так, в тезисах предстоящих реформ Православной Церкви было особо выделено требование: «§37а. Вполне допустимо богослужение на русском и других национальных языках» («Жизнь и религия». 1923. № 5). Кроме того, в тех же тезисах значилось:

 «§62. Патриаршество должно быть уничтожено».
«§63. Епископат... должен быть брачным».

«§64. Монахи священниками... быть не могут. Монах-епископ – вовсе не мыслим» («Жизнь и религия». 1923. № 5).

 В сфере приходской реформы предусматривался широкий демократизм приходской жизни вплоть до выбора мирянами клира, свободного доступа мирян к пастырскому служению, в том числе и женщин – к должности дьяконисс, и равного участия мирян в высшем церковном управлении. Кроме того, реформа требовала ликвидации «епископского деспотизма», свободного доступа к епископскому званию даже женатых священников («Живая Церковь». 1922. № 10).

 Почти аналогичный характер церковных реформ, особенно в сфере богослужения, носили программы и других обновленческих движений, отколовшихся от «Живой церкви». Союз «Церковное возрождение» епископа Антонина (Грановского) ставил во главу угла именно литургические преобразования, дабы культ был «от мелочей и от слова до слова понятен каждому верующему и доступен» («Обновление церкви». 1923. № 3–4). «Мы, если можно так выразиться, пионеры-новообрядцы, – заявлял в 1924 г. душевно поврежденный расколоучитель Антонин. – Вот эти новые формы нашего ритуала, наши новшества Тихону (Святейшему Патриарху. – Н.К.) завидны, а потому ненавистны и неприемлемы... Мы, к примеру, молимся на родном живом языке... Но Тихон, по своей поповской профессиональной узости и корыстному крепостничеству, это запрещает и пресекает... и нам нет никаких резонов потакать его преступному ожесточению против нашего русского языка... Тихон наш душегуб, как представитель, покровитель закостенелого, отупевшего, омеханизировавшегося, выдохшегося поповства... Во имя мира и для единения в духе любви не мы должны, а он должен благословить одинаково и славянский, и русский. Тихон не прав, сто раз не прав, преследуя наш обряд и называя нас сумасшедшими». Антонин говорил: «...Народ ходит в церковь и желает, чтобы учение Христа мы проводили на понятном ему языке, и мы должны это сделать. Союз "Церковное возрождение" дает то, чего желает народ» (Труды первого Всероссийского съезда или собора Союза «Церковное возрождение». М. 1925. С. 25). Те же требования русификации богослужения выдвигал и «Союз общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ), основанный виднейшими деятелями обновленчества А.Введенским и А. Боярским (последний образовал в Колпино т.н. «кружок друзей церковной реформации»).

 Необходимо отметить еще одно обстоятельство. Церковные реформаторы 20-х годов («Живая церковь» и др.) в основном выступали с теми же требованиями, что и их дореволюционные предшественники – группа духовенства, организовавшая в 1905 году кружок «32-х священников» (А.Введенский, П. Кремлевский, И.Егоров, Г.Петров и др.).

 Священник Валентин Свенцицкий еще в 1906 г. писал: «Современное церковное движение можно назвать либеральным христианством, а либеральное христианство – только полуистина. Душа, разгороженная на две камеры – религиозную и житейскую, не может целиком отдаться ни на служение Богу, ни на служение миру. В результате получается жалкая полуистина – теплохладное, либеральное христианство, в котором нет ни правды Божией, ни правды человеческой» («Вопросы религии». 1906. Вып. 1. С. 5). Обновленческие лозунги, как пишут А. Левитин-Краснов и В. Шавров, став модными после 1905 года, тесно сочетались с «освободительным» движением, которое развертывалось в стране. Деятели церковного обновления иногда примыкали к крайним радикальным партиям. В целом обновленческое движение между двумя революциями протекало в русле кадетского либерализма (Очерки по истории русской церковной смуты. М. 1996. С. 18).

 Требования «32-х» («Союза Церковного обновления») были в целом следующие: догматические, канонические и литургические реформы, ликвидация «монашеско-иерархического деспотизма», демократизация церковной жизни (выборность мирянами клира и епископата)... Это позволяет обнаружить преемственность идей «старого церковно-обновленческого движения» («группы 32») и обновленчества 20-х гг. «Живая церковь» открыто заявляла, что она продолжает линию «32-х священников» и других церковно-обновленческих движений дореволюционного времени. Различались лишь социально-политические условия времени.

Таким образом, все выдвигаемые требования обновленческих группировок по реформированию Православной Церкви можно свести к следующим основным положениям:

1. Признание Советской власти и справедливости октябрьской социалистической революции, якобы воплощающей в жизнь идеалы первоначального христианства. Пересмотр в связи с этим церковной этики.

2. Литургическая реформа. Упрощение богослужения, приближение его к народному пониманию (русификация).

3. Догматическая реформа.

4. Каноническая реформа. Пересмотр церковных канонов и отмена некоторых из них. Ликвидация или ограничение института монашества. Брачный епископат. Допущение второбрачия духовенства.

5. Приходская реформа. Соборное (не патриаршее) управление Церковью. Демократизация приходской и церковной жизни. Выборность клира и епископата.

 * * *

Рассмотрим эти положения, сравнивая их с требованиями современных церковных реформаторов.

 Что касается признания Советской власти и справедливости революционных преобразований, якобы воплощающих в жизнь идеалы первоначального христианства, то, казалось бы, в этом пункте трудно отыскать какую-либо общность, например, «христианско-социалистических идеалов» председателя ВЦУ епископа Антонина (Грановского) и христианско-демократических взглядов о. Александра Борисова. Однако именно последний в своей скандально нашумевшей книге «Побелевшие нивы» называет Антонина «смелым реформатором» (С. 175), призывая возродить кое-что из его реформаторской практики. Того же епископа Антонина Грановского[2], обещавшего верующим 20-х годов «самую широкую демократизацию неба, самый широкий доступ к лону Отца Небесного» наряду с «коммунизацией церковного уклада» и призывавшего «революционизировать церковь», реабилитирует другой защитник современных отечественных неообновленцев – Д.Поспеловский.

В сборнике материалов богословской конференции «Афанасьевские чтения», выпущенном московским братством о. Г.Кочеткова «Сретение» в 1994 году, некоторые участники конференции с нескрываемой симпатией говорят о ряде деятелей революционного обновленчества начала века – пропагандистах «христианского социализма» в России – о. Г.Гапоне, о. Г.Петрове, о. И.Егорове (двух последних протопресвитер Виталий Боровой назвал даже «светлыми личностями» (С. 159)), Ионе Брехничеве, отрекшемся после революции от сана и ставшим экспертом ЧК по церковным вопросам. В этой связи, наверное, не случайно и о. Георгий Кочетков называет крайнего обновленца-раскольника А.Введенского митрополитом («Православная община». 1994. № 3. С. 59)[3], хотя священника А.Введенского никто из православных митрополитом никогда не считал.

 Литургическая реформа

В области литургической реформы совпадения требований реформаторов 20-х и 90-х годов очевидны по всем пунктам.

а) Русификация богослужебных текстов

Вот что писал журнал живоцерковников «Церковное знамя» (1922. 15 сент. № 1): «Мы желали бы произвести те или другие изменения в области церковных богослужений и требнике с допущением новых обрядов и молитвословий в духе Церкви православной. Главным образом желательны изменения богослужебного языка, весьма во многом непонятного для массы. Эти изменения должны неукоснительно вестись в сторону приближения славянского текста к русскому. Обновление должно идти с постепенностью, без колебания красоты православного богослужения и его обрядов».

 То же самое мы читаем и в программе СОДАЦ, составленной А.Введенским: «Мы стоим за очищение и упрощение богослужения и приближения его к народному пониманию. Пересмотр богослужебных книг и месяцесловов, введение древнеапостольской простоты в богослужение..., родной язык взамен обязательного языка славянского» («За Христа». 1922. № 1–2).

 Богослужение на русском языке практиковал в петроградской Захариевской церкви и ближайший сподвижник А. Введенского церковный бунтарь о. Евгений Белков, основавший т.н. «Союз религиозно-трудовых общин»: «В области чисто культовой Союз не производит никаких реформ, за исключением введения русского языка» – говорилось в декларации этого антицерковного Союза.

 Выше уже приводились некоторые высказывания по этому вопросу епископа Антонина (Грановского), подготовившего и издавшего реформированный чин литургии на русском языке, которая служилась в вечернее время в Москве в Заиконоспасском монастыре, принадлежавшем Союзу «Церковное возрождение». На проходившем в 1924 году «соборе» этого Союза была принята следующая резолюция:

 «1. Переход на русский язык богослужения признать чрезвычайно ценным и важным приобретением культовой реформы и неуклонно проводить его, как могучее оружие раскрепощения верующей массы от магизма слов и отогнания суеверного раболепства перед формулой. Живой родной и всем общий язык один дает разумность, смысл, свежесть религиозному чувству, понижая цену и делая совсем ненужным в молитве посредника, переводчика, спеца, чародея.

2. Русскую литургию, совершаемую в московских храмах Союза, рекомендовать к совершению и в других храмах Союза, вытесняя ею практику славянской, так называемой Златоустовой литургии...» (Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. 1922–1946. Kuesnacht. Schweiz. 1978. С. 274–275; М. 1996. С. 580).

Епископ Антонин на этом «соборе» говорил: «Поповство и держится за славянский язык как за средство рабовладельческого командования умами верующих».

 * * *

В приходе московского священника Георгия Кочеткова реформированное и русифицированное богослужение совершалось вплоть до начала 1994 года (частично это продолжается и до сих пор). Вот несколько цитат из его высказываний по поводу введения «живого русского языка» в богослужение:

 «Поразительно – Русская церковь настроена против русского богослужения! Мы много раз шутили по этому поводу: у нас единственный русский приход в Русской церкви». «Наша задача способствовать рождению живого литургического русского языка. Мой личный богослужебный литургический опыт говорит о том, что у церковнославянского языка нет преимущества перед этим русским... Я воспринимаю церковнославянский просто как другой язык». «Я делаю переводы уже не один год... Для нас очень важно, например, что С.С. Аверинцев ходит в наш храм. Он не просто стоит как специалист (!), а молится с нами... Однажды, когда я обсуждал с ним наши тексты, одно место ему захотелось исправить по своему вкусу, но он сказал: Нет! Оставьте как есть. Я перевел бы это место по-другому, но в нашем храме я уже полюбил так как у вас. Он... во всей моей книге переводов богослужений сделал, может быть, лишь десяток замечаний и предложений» («Независимая газета». 14.01.94). «Я вспоминаю одно слово С.С. Аверинцева. Когда мы с ним обсуждали вопрос о переводе известной молитвенной формулы "Паки и паки миром Господу помолимся", он сказал: "Ну что же, «снова и снова в мире Господу помолимся» – это допустимо. Если иметь в виду необходимость встряхнуть (!) присутствующего в церкви традиционного верующего"» («Православная община». 1995. № 30. С. 64). «Имея достаточно длительный практический опыт проведения русского богослужения, можно засвидетельствовать ту духовную истину, что Господь благословляет (!) это богослужение, что на него есть воля Божия (!?), и значит, ее надо нам исполнять» («Православное богослужение. Русифицированные тексты вечерни, утрени, литургии св. Иоанна Златоуста». Издание МВПХШ. 1994).

 В другом месте о. Г.Кочетков пишет: «В 1988 году... по ходатайству о. Виталия (Борового. – Н.К.), митрополит Ювеналий назначил меня в один из отдаленных храмов области диаконом... Там был настоятель, старый человек, сидевший в лагерях. Он некоторое время терпел, как я читал Евангелие, перелагая его по-русски, а потом запретил это. Я нашел общий язык с другим священником, молодым. Он позволял мне проповедывать, русифицировать все, что можно[4], и даже ездил со мной к баптистам...» («Новая Европа». 1992. № 1. С. 79).

 Правда, о. Георгий спешит отмежеваться от возможных обвинений в неообновленчестве, намеренно искажая очевидные исторические факты: «Обновленцы-то гнали русский язык (?), они-то как раз и не хотели русского языка... А кто признавал русский язык богослужения? Патриаршая церковь!»[5] («Независимая газета». 14.01.94).

 Другой московский священник-реформатор Александр Борисов в своей книге «Побелевшие нивы» посвятил несколько страниц доказательству необходимости русификации богослужебного языка, часто приводя в пример богослужения баптистских общин. В частности о. А. Борисов сетует, что «сейчас предстоит начинать все с начала, то есть заново доказывать необходимость реформы внутри Церкви вообще и русификации богослужебного языка» (С. 133). «Главное же из радикальных изменений, – пишет о. Александр, – это русификация богослужебного языка и введение русского языка при чтении за богослужением Священного Писания» (С. 172). «Необходимы, конечно, реформы в отношении значительной части богослужебного материала» (С. 54).

 Пропагандой скорейшего искоренения из литургической практики церковнославянского языка на страницах светских антиправославных изданий («Русская мысль», «Сегодня» и др.) и по радиостанции «София» неутомимо занимаются священники Г.Чистяков и В.Лапшин, историк Д.В. Поспеловский, заштатно «практикующий священнослужитель» о. Иннокентий Павлов («практикующий» новые безграмотные переводы Священного Писания и богослужебных текстов), заштатный архиепископ Михаил (Мудьюгин), который «вообще считает... служение на славянском языке антиканоничным...» (?!) («Сегодня». 12.02.1994). Тот же архиепископ Михаил называет в своей книге «Русская православная церковность. Вторая половина XX века» (М. 1995) чтение в храмах на церковнославянском языке одним из «сатанинских ухищрений», причем «наиболее мощно действующих», а игумен-«филолог» Иннокентий (Павлов) изрек по радио «София» некое новое «одесско-блатное» определение: «Церковнославянский язык – это церковная феня» («Христианский церковно-общественный канал». 8.01.96 г.). Подобная патологическая неприязнь к церковнославянскому языку[6] и прочие безумные глаголы – не редкость на волнах антиправославного радиоканала, возглавляемого прот. И.Свиридовым.

б) Упразднение иконостаса (открытый алтарь)

Если религиозное сознание православных верующих привыкло окружать особым благоговением то место, где совершается величайшее из таинств – святая Евхаристия, то реформаторы-обновленцы 20-х гг. требовали открыть алтарь и даже перенести престол из алтаря на середину храма, чтобы действия священника были видны молящимся. Именно так и совершал богослужения, в частности, епископ Антонин (Грановский) в Заиконоспасском монастыре, выдвинув престол из алтаря на солею. На «соборе» Союза «Церковное возрождение» Антонин говорил: «Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз «Церковное возрождение» дает ему требуемое» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М. 1925. С. 25).

 Антонин (Грановский) рассказывал, как он предлагал в 1924 году верующим похлопотать у власти открытие одного храма, но с условием: принять русский язык и открыть алтарь. Верующие обратились за советом к Патриарху Тихону. Святейший Тихон ответил: пусть лучше церковь провалится, а на этих условиях не берите.

 Антонин говорил: «Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

 В 1922 г. другой обновленческий деятель о. И. Егоров также самочинно реформировал традиционное богослужение аналогично епископу Антонину: перешел на русский язык и перенес престол из алтаря на середину храма.

 «Свободно-трудовая церковь» – СТЦ, основанная в 1922 г. и ставившая задачу революционного преобразования внутренней и внешней сторон церковной жизни при том, что «Церковь должна принять великий смысл мировой революции, имеющей целью... создание единого бесклассового общества, что отвечает евангельскому идеалу» («Известия ВЦИК». 2.12.1922), требовала упрощения системы богослужения, ликвидации дорогого церковного убранства, а также уничтожения в храмах иконостасов.

 Журнал живоцерковников «Церковное Знамя» (1922. 15 сент. №1) писал: «Мы горячо приветствуем совершение главнейшего богослужения Святейшей Евхаристии открыто на глазах молящихся, с непосредственным участием всего Тела Церкви Христовой – архипастырей, пастырей и мирян».

 * * *
А вот что пишут современные церковные реформаторы.

 Священник А.Борисов: «Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что... миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом... Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (Побелевшие нивы. С. 175–176).

 Священник Г.Кочетков: «...Я решил для себя принципиальный вопрос – как служить. Я решил: надо служить по совести. Надо мной нет никого (!), я свободен... Все, что я делал, воспринималось как само собой разумеющееся: и русский язык, и отсутствие иконостаса...» («Новая Европа». 1992. № 1. С. 79). «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах... Неуместны в этом контексте и "тайные" от народа Божьего молитвы... Их надо читать вслух» («Православная община». 1995. № 28. С. 46). «Когда алтарь оказался в храме отдельным помещением, когда высокий иконостас совершенно закрыл его, там стали твориться вещи, подчас непотребные» («Православная община». 1995. № 30. С. 73).

 Усердствующий не по разуму в обличении «больного» Православия и традиционализма в Церкви архиепископ Михаил (Мудьюгин) призывает брать пример с католичества: «У католиков постоянно проводятся попытки сблизить алтарь с нефом, или, иными словами, – духовенство и мирян. Требовалось немалое мужество для того, чтобы после Второго Ватиканского собора не переносить престол, оставить старый как некое святилище на прежнем месте, а новый соорудить посреди храма. Священник или епископ стоит теперь лицом к народу и так совершает тайнодействие. Народ окружает священника и не только видит, но и слышит все тайнодействия... Люди, которые стоят или сидят вокруг престола, живо и действенно участвуют в богослужении, у нас этого нет. Наши прихожане стоят, переминаясь с ноги на ногу перед закрытым алтарем...» («Сегодня». 29.10.1994).

 Архимандрит Зинон (Теодор) в альманахе «Хрiстiанос» (1996. V. C.146) заявляет: «Может быть, это странно будет услышать из уст иконописца, но я бы иконостас и вовсе упразднил» (видимо без него проще служить латинские мессы с католиками, как это практикуется в монастыре известного иконописца).

 Д.В.Поспеловский: «Ставить иконостас как стену, отделяющую паству от пастырей» – есть «дурной пример России» (!) («Сегодня». 12.02.1994).

в) Другие литургические преобразования

Богослужение на современном языке, упразднение иконостаса или служба при постоянно открытых царских вратах, чтение вслух т. н. тайных священнических молитв, причащение мирянина за каждой Божественной литургией, на которой он присутствует, без предварительного поста и, желательно, без исповеди – все эти богослужебные новшества XX века объясняются, среди прочего, интеллигентской болезнью – попыткой переложить законы общества на Церковь. Это очень точно подметил священник Владимир Вигилянский: «Что, например, современный либеральный интеллигент хочет видеть в Церкви? Конечно, такую же гласность, как и в обществе. Он хочет, чтобы царские врата были всегда открыты, чтобы тайные молитвы священник читал вслух, он хочет полного равноправия, чтобы и прихожанин и человек, имеющий благодать священства, были одинаковы в своих тайнодействиях и молитвах. Интеллигенту-либералу не нравится, что в Церкви есть иерархия, степени посвящения, некие тайные молитвы» («Татьянин день». 1996. № 6).

 Известный обновленческий лидер о. А. Введенский часто признавался: «Я шел в церковь с твердым намерением сокрушить казенную церковь, взорвать ее изнутри». И уже на первой после своего рукоположения в июле 1914 года литургии, когда «во время Херувимской песни новопоставленный иерей, стоя с воздетыми руками, начал читать текст Херувимской песни, молящиеся остолбенели от изумления не только потому, что о. Александр читал эту молитву не тайно, а вслух, но и потому, что читал он ее с болезненной экзальтацией и с тем характерным "подвыванием", с которым часто читались декадентские стихи» (А. Левитин-Краснов, В. Шавров. Очерки... С. 22–23).

Чтение вслух т. н. тайных молитв практиковалось обновленцами в 20-х годах, практикуется и современными реформаторами-неообновленцами (см. например чин русифицированной литургии в редакции епископа Антонина Грановского (1923 г.) и в редакции свящ. Георгия Кочеткова (1993 г.). В редакциях литургий обоих реформаторов игнорируется также клиросное пение в пользу общенародного.

 Протопресвитер Виталий Боровой на устроенных в октябре 1993 года о. Г.Кочетковым «Афанасьевских чтениях» призвал «писать отдельные статьи и монографии» о «заслуженных» деятелях радикального обновленчества, в частности об о. Иоанне Егорове. Свящ. И.Егоров, создавший в 1919 г. в Петербурге модернистскую группировку «Религия в сочетании с жизнью», в своем приходском храме практиковал самочинные нововведения: вынес Святой Престол из алтаря на середину храма, принялся за исправление богослужебных последований, переводил их на современный русский язык, учил о рукоположении «собственным вдохновением».

 Из богослужебных новшеств вышеупоминавшегося епископа-нигилиста Антонина (Грановского) следует назвать широко практикуемое и активно пропагандируемое нынешними церковными реформаторами общенародное пение всей службы, произнесение вслух евхаристического канона. Антонин также преподавал мирянам святейшее Тело Христово сахарными щипцами прямо в руки; при этом Антонин аргументировал такой «возврат к древней литургической практике» «гигиеническими соображениями» «во избежание заразы», что не могло не оскорбить религиозных чувств верующих. На этот шаг, правда, современные модернисты пока еще не осмеливаются: вероятно, для столь радикальной ломки традиции все же необходим канонический разрыв с «охранительным» Православием.

Вот как описывалось в одной из провинциальных газет богослужение, совершавшееся епископом Антонином (Грановским) в Заиконоспасском монастыре в Москве в 1922 году:

 «Антонин в полном архиерейском облачении возвышается посреди храма в окружении прочего духовенства. Он возглашает; отвечает и поет весь народ; никаких певчих, никакого особого псаломщика или чтеца... У всех ревнителей служебного благочестия и церковного Устава волосы дыбом становятся, когда они побывают в Заиконоспасском монастыре у Антонина. Не слышать "паки и паки", "иже", и "рече". Все от начала до конца по-русски, вместо "живот" говорят "житие". Но и этого мало. Ектении совершенно не узнаешь. Антонин все прошения модернизировал. Алтарь открыт все время... В будущем он обещает уничтожить алтарь и водрузить престол посреди храма» (Цит. по книге: А. Левитин-Краснов, В. Шавров. Очерки... С. 113–114).

 Сам Антонин заявлял в 1924 г.: «Богомольцы входят в Заиконоспасский храм, видят здесь обстановку, для них необычную. Мы совершаем службу на русском языке при открытом алтаре. Мы произвели изменения в чинопоследованиях таинств – крещения, бракосочетания и исповеди, изменили способ преподания причастия» (Антонин распространял кощунственную идею о «негигиеничности православного способа причащения мирян» с помощью лжицы).

 * * *

Однако в некоторых вопросах современные апологеты «живого», «просвещенного православия» идут иногда далее своих предшественников 20-х годов, не ограничиваясь упразднением иконостаса, а предлагая установить в русских православных храмах скамьи, как в костелах: «Быть может, Бог хочет, чтобы мы в Его Доме отдыхали не только душой, но и телом?.. Думаю, что в открывшихся для нашей Церкви новых условиях это вполне представимо» (Свящ. А.Борисов. Побелевшие нивы. С. 176).

 Аналогичное желание чувствовать себя «комфортно» в православном храме высказывает и «практикующий» игумен Иннокентий (Павлов): «Следует добавить и неоправданную дискомфортность религиозной практики, связанную с излишней затянутостью приходского богослужения, которое приходится выстаивать на ногах, что, несомненно, мало способствует созданию молитвенного сосредоточения» («Сегодня». 7.05.1994).

 В своей книге «Побелевшие нивы» священник А. Борисов предлагает ввести в наших храмах «органы и фисгармонии» (С. 177). То же самое – «введение музыки в богослужение (орган, фисгармония)» было написано и в проекте реформ Церкви, выдвигаемом ЦК СОДАЦ (Пятигорский епархиальный вестник. 1923. № 1).

 Священник А.Борисов предлагает строить православное богослужение по образцу баптистского: «Поскольку у них (баптистов. – Н.К.) нет жесткого устава, то есть порядка богослужения, "сценария" общественной молитвы, то вновь пришедший не может нарушить своим появлением хода проповеди или их простой молитвы, которая, кстати, может быть тут же изменена включением прошения об этом вновь пришедшем, о его благословении, благодарения за его приход» (Побелевшие нивы. С. 69).

 Священник Г.Кочетков: «Я стал убирать все бессмысленное для того, чтобы в богослужении соучаствовали все члены Церкви. Целью было богослужение, которое не нужно объяснять, которое ясно само из себя. Допустим, нет смысла в чтении Часов, они давно оторваны от богословия времени и вообще – и мы не читали Часы». «Я уверен, что будущее Церкви как раз в том, что мы пытаемся делать...» «У меня нет сомнения: за тем, что мы начали, – будущее, и на это есть воля Божия (!). Это бесспорно. Более того: то, что мы начали, просто лежит на поверхности; это просто снятие пены и подготовка строительной площадки. На самом же деле необходимо еще и подлинное творчество в церковной традиции. Но это следующий шаг, начинать с которого нельзя. Охранительное Православие зашло слишком далеко, и потому к творчеству Церковь еще нужно подготовить» («Новая Европа». 1992. № 1. С. 80, 82).

 * * *

Обновленцы 70 лет назад: «Союз объявляет высшим достижением и высшею радостью литургическое творчество, – говорилось в уставе Союза «Церковное возрождение», – составляющее красоту и духовную мощь апостольского и святоотеческого периода и решительно осуждает талмудическое вырождение поповства, истощившегося в духовно-поэтическом порыве и уцепившегося за традиционный обряд, декорацию и внешнюю помпу» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М. 1925. С. 68).

 Из программы церковных реформ, намеченных активистами «Живой церкви»:

 «§6. Широкое вовлечение мирян в богослужение до церковного учительства включительно» («Живая Церковь». 1922. № 10).

 * * *

Те, кто хоть раз присутствовал на богослужении о. Г.Кочеткова, надолго запомнит и общее пение литургии всех в храме (по типу униатских приходов на Украине), и произнесение всеми прихожанами некоторых священнических возгласов. Практикуется и потребление Святых Даров после литургии мирянами, и проповеди на «молитвенных встречах» «многими братьями и даже сестрами» («Община в Православии». М. 1994. С. 53), и «ветхозаветные встречи», на которых «каждый читает (книгу из Библии. – Н.К.), а потом говорит о том, что его лично в этой книге поразило», и самостоятельное толкование Евангелия, и молитвы «своими словами» («Община...» С. 71–75).

 Приблизительно то же самое предлагает в своей книге «Побелевшие нивы» и священник А.Борисов: «Сделать возможным включить в уставное богослужение свободные молитвы, произносимые духовенством, а также, по благословению, и мирянами. Ввести наряду с имеющимися уставными богослужениями молитвенные собрания, на которых основное место занимали бы чтения Библии, проповедь, ответы на вопросы, свободные молитвы, как общие, так и по нуждам отдельных верующих» (С. 167–168). «Иисус ничего не говорил ни об утренних и вечерних правилах, ни о всенощных бдениях, ни о тонкостях соединения различных служб... Все это Он предоставил нашему человеческому творчеству» (С. 166).

 Но наиболее ярко такое «харизматическое» вовлечение мирян в «богослужение» проявляется на так называемых «полулитургических» «семейных агапах» о. Г.Кочеткова, где имеет место не только произвольная харизматическая молитва каждого участника этого действа своими словами над общей «семейной» чашей с вином, но и абсолютно неведомое в Православной Церкви полубаптистское чинопоследование или так называемая «трапеза любви», о чем подробно писал священник Константин Буфеев в статье «Повеждь Церкви» (см. «Православная Москва». № 8 (14). 1994, а также сб. «Сети "обновленного православия"». М. 1995). При этом, в отличие от «открытого» богослужения в храме, сии агапы носят закрытый, внехрамовый характер, на которые допускаются только т. н. «полные члены церкви» о. Георгия.

Одно из основных требований в области реформы традиционного православного богослужения у обновленцев революционной эпохи – отмена исповеди перед Причастием как несовместимой с наступлением «светлой эпохи небывалых политических и религиозных свобод», как «средневековое насилие» над совестью человека, или практика так называемой «общей исповеди»[7].

Подходить к Причастию без исповеди предлагает в своей книге «Побелевшие нивы» и священник А.Борисов, активный поборник всяческих свобод и прав человека, ссылаясь на практику инославных: «Было бы уместно позаимствовать у католиков современный обычай – причащать в праздник всех не имеющих на совести тяжкого греха, без исповеди – ради праздника. Именно так и поступают, например, в Московском костеле» (С. 43).

 Ту же практику причащаться без исповеди пропагандирует Д.Поспеловский («Вестник РХД». № 169. С. 26), и община священника Г.Кочеткова. В журнале о. Георгия «Православная община» читаем: «Назовем еще один важнейший фактор, помрачающий сознание членов РПЦ. И миряне, и прежде всего клир (Русский Православной Церкви) почти поголовно поддерживают заразный миф (!) о якобы неразрывной связи таинств Евхаристии и Покаянии... Подобное восприятие двух таинств в обязательном их синтезе представляет собой извращение... Последствия этого искажения евхаристического сознания огромны, ибо оно из трапезы радости, любви, Христова пира превращает таинство Церкви в скорбное уничижение и осознание своего полного недостоинства. Уже стало привычным ходить на "брачный пир в непраздничной одежде"» (1991. № 4. С. 44).

Подобное соблазнительное «богословствование», отвергающее спасительный узкий путь личного покаяния, сокрушения о грехах и исповедания их, беспокоило православную совесть и в 20-х годах...

Таким образом, основные реформы в литургической практике обновленцев 20-х годов и современных реформаторов абсолютно тождественны. И там и здесь подобные преобразования проводились или декларировались под лозунгами «приближения богослужения к народному пониманию», возврата к «апостольской литургической практике», устранения из православного богослужения «более поздних наслоений».

 Догматическая реформа

В области догматики обновленцы 20-х годов выдвигали лозунг «возврата к первохристианству», к «религии древнеапостольских времен» («Обновление церкви». 1923. № 3-4). «Пересмотр церковной догматики, с целью выделения тех особенностей, которые были внесены в нее бывшим в России строем» («Живая Церковь». 1922. № 3). «Все современное, так называемое, православное богословие должно быть пересмотрено с высоты незыблемых норм евангельской Истины» («Жизнь и религия». 1923. № 8).

 Лидеры вышеупоминавшейся СОДАЦ пересмотр догматических истин предоставляли даже самой церковной массе путем широкого обсуждения этих вопросов в печати и в диспутах. В программе СОДАЦ предусматривалось: «Пересмотр догматики... с целью выяснения подлинных евангельских и апостольских принципов веры, нравственности, затемненных средневековой схоластикой и школьным богословием» («За Христа». 1922. № 1–2; «Жизнь и религия». 1923. № 8).

 * * *

Нечто подобное звучит и в писаниях современных церковных реформаторов. Священник А.Борисов все то, что не нашло отражения в Евангелии, именует «средневековыми правилами», «богословскими спекуляциями минувших веков» (Побелевшие нивы. С. 78).

 Ему вторит о. Виталий Боровой, духовник «Сретенского братства» о. Г.Кочеткова: «Святоотеческое учение... не является обязательным» (Афанасьевские чтения. М. 1994. С. 54).

 * * *

В начале 20-х годов лидеры революционно-обновленческого «Союза общин древлеапостольской церкви» (СОДАЦ) подвергали ревизии православную догматику, стараясь отыскать в ней антикоммунистические элементы; 70 лет спустя ревизия православного вероучения идет уже в свете борьбы с «антидемократическими» и «реакционными» тенденциями.

 Если в 1923 г. лидеры СОДАЦ утверждали, что в православной догматике «современный капитализм перенес ненормальные отношения классов на самое Небо: Христос, Его небесно-византийский двор, святые в качестве министров и т.д. – вот иллюстрация современного капиталистического устройства Неба», то 70 лет спустя священник А.Борисов пишет почти дословно то же самое:

 «Если внимательно присмотреться к тому месту, которое занимает в сознании большинства наших верующих Божия Матерь и наиболее почитаемые святые, то нельзя не увидеть некую средневековую аналогию византийского двора. На самом верху Отец и Сын – грозные, неприступные соправители. К Ним, однако, вхожа Царица Небесная – Богородица, которую можно обо всем умолить и упросить. В каких-то особых, конкретных случаях к Ним могут войти с нашими просьбами также те или иные святые... Поразительно, что даже наша интеллигенция, будучи настроена отчаянно демократически в политическом плане, придя в Православие, целиком принимает ту же самую схему» (Побелевшие нивы. С. 110).

 Если епископ Антонин (Грановский) требовал изменения в Символе веры слов: «и седящаго одесную Отца», – на том основании, что, будто, «Христос Спаситель при вознесении Своем, скрывшись из глаз Своих учеников, распылился в воздухе», то священник Александр Борисов призывает к пересмотру православного понимания таинства Евхаристии, отрицая реальное присутствие Тела и Крови Христовых в Святых Дарах (Побелевшие нивы. С. 118–119), объявляет почитание Божией Матери «младенческим сознанием», «духовным младенчеством» Церкви (С. 109–110), называя эти важнейшие христианские догматы «наследием средневековья».

 * * *

Остановимся теперь на искажении православной экклезиологии и, в частности, на экуменических идеях, активно пропагандируемых современными церковными реформаторами.

 В их публикациях тема экуменизма предстает как неотъемлемая составляющая их богословских концепций по «обновлению» Православия, т.е. фактическому отказу от святоотеческого учения о Церкви Христовой.

 Священник А.Борисов, говоря о «единении всех верующих во Христа», ставя разные конфессии на один уровень с Православием, в своей книге «Побелевшие нивы» пишет: «Но все это не нарушает единства в главном: веры в Иисуса Христа как истинного Сына Божьего» (С. 187). «Абсолютная уверенность в том, что только "нашей" Церкви... принадлежит монополия на обладание истиной – это тоже наследие минувших веков». «Ни одна из Церквей в силу человеческого несовершенства (?) не в состоянии охватить всю полноту того, что открыл нам Бог в Иисусе. Каждая из исторических Церквей постигает лишь какие-то части, грани всей Церкви. Одни Церкви в большей мере, другие в меньшей» (С. 115). «Истина Христова не может быть вмещена одной отдельной Церковью»; «Полнота истины в Иисусе Христе и во всей совокупности Христианских Церквей как единого Тела Христова» (С. 189).

 А на с. 105 о. Александр провозвещает явление некоего «нового христианства – не православного, католического или протестантского, но подлинно вселенского христианства. Христианства, так сказать с человеческим лицом».

Священник Г.Кочетков свое понимание экклезиологии и экуменизма излагает так: «Нет и никогда не будет строгих определений Православия, а значит, и инославия, православности, ереси и раскола» («Вестник РХД». 1994. № 169. С. 16). Он же утверждает, что, например, дух у протестантов – «православный и не отступающий от полноты богооткровенной Истины» («Православная община». 1991. № 4. С. 52).

 На «Афанасьевских чтениях» в октябре 1993 года о. Георгий Кочетков изложил даже теорию о «явлении веры вне Православной церкви». Приведем выдержки из его доклада (Афанасьевские чтения. М. 1994): «Нам приходится видеть представителей христианской веры вне церкви. Уже не просто вне Православной, скажем, церкви (вот, есть православные, а вот есть неправославные, но все-таки христиане...) Оказывается, может быть нечто иное... Церковная жизнь рождается и развивается как бы вне самой церкви» (С. 104). «С течением исторического времени несовпадение границ церкви истинной и канонической прогрессировало, заходя все далее и далее, вплоть до появления... настоящей личной святости вне их («рамок церкви канонической»), но в границах Церкви мистической (от Франциска Ассизского до Д.Борнхоффера и А.Швейцера, может быть, даже Махатмы Ганди?)» (С. 107). «Внутри христианства существует множество церквей... все они могут притягивать к себе людей... и доводить их до спасения во Христе, хотя бы и не доводя их до канонической церкви...» (С. 108). «Истинная вера вне канонических и мистериальных границ церкви... будучи истинной, дает и свои истинные плоды, также часто существующие вне границ законной, правильной церкви и рождающие целую традицию — внецерковную традицию истинной веры. Эта традиция может находиться в сложных, даже противоречивых отношениях с церковью» (С. 108–109). «Надо... решительно и смело пересмотреть свое привычное... отношение с инославными церквами и даже с другими религиями, назвав все в них истинное и доброе церковным... Это... не даст возможности назвать нехристианами или еретиками, не членами истинной Церкви большинство неправославных» (С. 111).

 Можно привести еще множество цитат из публикаций и радиовыступлений таких апологетов экуменизма, как о. Виталий Боровой, о. Иоанн Свиридов, о. Иннокентий (Павлов), о. Георгий Чистяков, о. Владимир Лапшин, о. Игнатий (Крекшин) и др. Если же обратиться к публикациям обновленческих деятелей 70-летней давности, то нельзя не заметить полного совпадения взглядов по этому вопросу.

 * * *

Обновленец, проф. В.Д.Попов писал: «Необходимо утвердить мысль, как исходную точку зрения, что христианские церкви... являются ветвями единой, соборной, апостольской Церкви, все они между собой в отношении друг к другу – родные сестры, связанные кровным родством и в то же время отличающиеся индивидуальными чертами. Мысль эту необходимо довести до сведения верующего в каждой отдельной Церкви» (Обновленческий «Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви». 1925. № 5. С. 5–10).

 В составленной А. Введенским программе Союза общин древлеапостолькой церкви (СОДАЦ) говорилось: «Необходима борьба за сплочение всех верующих во Христа в единую семью. Нельзя не видеть, что религиозно-классовое разделение человечества на католиков, православных, лютеран и т. д. есть дело рук человеческих» («За Христа». 1922. № 1–2).

 Один из главных идеологов обновленчества проф. Б.Титлинов: «Деятели русского церковно-обновленческого движения со своей стороны с особым вниманием присматриваются к новому всемирно-христианскому движению. По своим идейным лозунгам оно как нельзя ближе подходит к идейным лозунгам обновленчества» (Единое христианство. «Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви». 1925. № 4. С. 8).

 «Христианские исповедания – к великому счастью – оставили свой полемический задор... Религиозное сознание переросло старые формы вероисповедной обособленности. Главы церквей восточных и западных могут не только разговаривать друг с другом мирно и спокойно, а даже входить в молитвенное общение» (Там же. 1926. № 8–9. С. 9–10).

 «Западное (экуменическое. – Н.К.) движение во многом совпадает с идеологией русского обновленчества... Но русское обновленчество, не связанное с условиями буржуазного строя, гораздо последовательнее проводит те идеи, к которым приходит и современный... Запад. Этим открываются перспективы мирового значения нашего обновленчества в христианской истории и предопределяется исход борьбы между "старой" и "новой" церковью, в недрах русского Православия» (Там же. 1927. № 1. С. 22).

 Универсальный характер носила обновленческая «Пуританская партия революционного духовенства и мирян», в основе деятельности которой лежал устав «Живой церкви», и которая открывала свои двери христианам всех вероисповеданий, как признающих Христа за Богочеловека, так и признающих Его за простого человека, но великого учителя нравственности.

 В программе реформ сибирского движения «Живой церкви» священник Петр Блинов (будущий женатый «Митрополит всея Сибири») предлагал «соединение церквей в единую вселенскую, отнюдь не подчиняя русской церкви какой-либо иной» («Советская Сибирь». 1922. 24 июня. № 18).

 По мысли одного из самых ярких представителей петроградского обновленчества прот. А.И. Боярского, все «конфессиональные различия должны быть стерты в мощном потоке человеческих сердец, жаждущих обновления христианства» (Очерки... С. 147).

 Отличительной особенностью идейно-религиозных взглядов обновленческой СТЦ («Свободно-трудовой церкви») являлось положение о слиянии всех религий в одну общечеловеческую религию, с верой в одного единого Бога. Лидеры СТЦ считали, что буддизм, иудейство, христианство, магометанство не в силах будут затемнить «раскрепощающихся религиозных истин», единой в своих основах человеческой религии. В программе СТЦ говорилось: «Человечество ближайшего будущего отвергает разнообразие форм всех разлагающихся религиозных культов... основанных на экономическом рабстве и перейдет к единой религии, согласной с современной наукой и являющейся корнем всех вероучений – к действительному христианству – универсалу восточных представлений о Боге и мире» («Камо грядеши». М. 1924. № 1).

 Обновленческий лжемитрополит Александр Введенский в одном из своих выступлений сделал вывод, что экуменическое движение имеет свои корни в обновленчестве: «Религия не удовлетворяет морально-социальных запросов масс, борющихся за свои человеческие права. Отсюда зарождается и на Западе свое обновленческое движение. Представители Церкви начинают говорить о "Красном знамени", под которое должно стать христианство. Церковь должна отгородиться от социально-реакционных элементов и стать на путь практического, социального христианства. Эту точку зрения уже приняла Стокгольмская конференция... Таким образом обновленческое движение охватывает и Запад. Ведь именно социально-христианские лозунги и составляют краеугольный камень обновленческой программы. В новом уклоне западного христианства мы видим доказательства правильности нашего пути» (Единое христианство. «Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви». 1927. № 2. С. 8).

 Каноническая реформа

 Как мы видели, в области литургических и догматических преобразований требования т. н. прогрессивного духовенства «Живой церкви» или Союза «Церковное возрождение» почти полностью совпадают с реформаторскими устремлениями нынешних церковных либералов.

 Однако, в отличие от обновленцев начала века, выступавших против восстановления Патриаршества, а затем создавших раскольническое ВЦУ и пошедших на антиканонический разрыв с Патриаршей Церковью, современные модернисты остаются в лоне Русской Православной Церкви, прикрываясь мнимою любовью к ней и всячески подчеркивая свою лояльность церковному священноначалию[8]. В то время, как обновленческие лидеры 20-х гг. выдвигали целую программу канонических преобразований, современные церковные реформаторы в этой сфере пока более сдержанны, что на первый взгляд может создать впечатление отсутствия каких-либо сходных целей.

 Но это впечатление разрушается, если повнимательнее исследовать публикации нынешних пропагандистов «просвещенного православия».

 Священник А. Борисов пишет: «Место ветхозаветных законов и предписаний занимают «Правила Вселенских Соборов и Святых Отцов» с твердым убеждением, что самой первой и главной задачей христианина является жизнь по этим средневековым правилам» (Побелевшие нивы. С. 102).

 * * *

В программе же церковных реформ «Живой церкви» 1922 г. значилось: «Выделение из книги правил тех канонов, которые отжили свой век... и признание их необязательными в настоящее время, при современных условиях церковной жизни» («Живая Церковь». 1922. № 10).

 Из программы СОДАЦ, составленной А.Введенским: «Пересмотр всех церковных канонов и отмена из них тех, которые потеряли свою жизненность» («За Христа». 1922. № 1–2).

 Кроме этого, требования обновленцев 20-х годов в области канонической реформы Православной Церкви в целом сводились к следующему:

1) ликвидация («Живая церковь») или ослабление института монашества: борьба с «монашеской эксплуатацией религиозных чувств доверчивых масс», «ликвидация монашеско-епископского деспотизма»;

2) «женатый епископат», институт диаконисс;
3) введение нового (григорианского) календаря.

 Как известно, все церковные реформаторы начинали именно с критики монашества, ибо монашество во все времена было оплотом истинного, неискаженного Православия, расшатать которое можно было лишь нанеся удар по его духовной твердыне.

 Один из верховодцев обновленческого раскола священник В.Красницкий писал: «Духовенство должно быть освобождено от мертвящего гнета монашества, оно должно получить в свои руки органы церковного управления и непременно получить свободный доступ к епископскому сану» («Живая Церковь». 1922. №2).

 Если идеологи «Живой церкви» требовали самого радикального «искоренения монашеской эксплуатации», нанесения сокрушительного удара по «ученому монашеству», возложив на него всю ответственность за то, что Церковь стала «идейным оплотом эксплуататорских порядков» в России, упразднения «института монашества» как такового, то церковно-обновленческая «Пуританская партия революционного духовенства и мирян» (левое крыло «Живой церкви»), идейной основой программы которой был «христианский коммунизм», вопрос о монашестве решала не менее кардинально, расценивая его как суеверно-изуверскую секту, «противную духу Христова учения». «Дух современного монашества так далек от Христовых заветов», – писалось в газете «Церковное обновление» (1925. №1). Бритый, стриженый и женатый «митрополит» А. Введенский почитал монашество за «порождение буддийского язычества» («Церковное обновление». 1925. №11).

 * * *

Современный апологет «христианской демократии» о. А.Борисов оценивает подвиг монашества также негативно, как якобы противоречащий учению Иисуса Христа. Он пишет: «Сама по себе идеология монашества не является специфически Христианской... Но поскольку у нас в Православии монашество и монастырская жизнь воспринимаются чаще всего именно как идеал христианского бытия, вероятно, будет полезно сказать о тех отличиях, которые разделяют Иисуса и монахов...» (Побелевшие нивы. С. 72–74). И далее о. А.Борисов развертывает критику монашества на основании протестантских «доводов» западного богослова Г.Кюнга и построений фрейдистского толка. Монахи в книге о. А.Борисова предстают как крайне темные, завистливые и к тому же сексуально озабоченные личности (С. 37).

 Священник Георгий Чистяков, выступая по «Христианскому церковно-общественному каналу», пытался убедить радиослушателей, что аскетическая мысль отцов Добротолюбия «не вполне православна» и что «монахи, сочинения которых составили Добротолюбие, ориентируют человека на... уход от реальности». Этот же протестантствующий «богослов» из храма в Столешниковом переулке в газете «Русская мысль» (1996. №4120) утверждает, что в Священном Писании нет «установки на борьбу со страстями» и что «где имеет место анализ своего греха, там кончается наше (?) христианство». Нет необходимости доказывать, что подобные высказывания являются вопиющей ложью на Священное Писание.

 * * *

Вопрос о «женатом епископате» был чуть ли не наиважнейшим для обновленческих деятелей.

 «...Все стремления обновленцев, ценою разрыва с Православной Церковью и даже открытого восстания против нее, свелись, в конце концов, к одной цели: брачный епископат и второбрачие священнослужителей, со всеми, конечно, мирскими принадлежностями этого института: стрижка, бритье, завивка, модные костюмы, театр и т.п.» («Обновленцы»... Затворник А. Уфа. 1927).

 В решении первого всероссийского съезда белого духовенства «Живая церковь» 1922 года было, в частности записано: «Просить ВЦУ открыть дорогу к епископскому сану и тем представителям белого духовенства, которые состоят в брачном сожительстве со своими супругами». «Поместный собор» живоцерковников 1923 года также признал «решительно необходимым ввести в жизнь белый брачный епископат, наравне с лицами безбрачного состояния...» (Деяния II Всероссийского поместного Собора Православной Церкви. М. 1923. С. 8).

 На практике это выражалось в откровенном попрании обновленцами церковных канонов: во епископов стали «хиротонисать» женатых священников без разлучения с женами, рукополагать во все три священные степени второбрачных.

 Идеолог и устроитель обновленческого раскола и моральный убийца митрополита Петроградского Вениамина «Блаженнейший и Святейший Первоиерарх Московский и всех Православных Церквей в СССР», «Митрополит-Апологет, Благовестник Христовой Правды» А.Введенский уже в «архиерейском сане» дважды разводился и дважды венчался, побывав таким образом три раза в «законном» браке[9]. Хиротонисан Введенский был также в брачном состоянии 6(19) мая 1923 г. в храме Христа Спасителя.

 * * *

К возрождению «женатого епископата» в Русской Церкви призывает современный исследователь «добросовестных христианско-социалистических исканий и церковного реформаторства» начала века Д.Поспеловский («Вестник РХД». 1994. № 169. С. 21, 24), писания которого направлены на защиту нынешних церковных реформаторов и на «переосмысление» деятельности их идейных предшественников в сфере богослужебных и канонических реформ. В той же публикации Поспеловский пишет: «Уместно и своевременно было бы и возрождение института диаконисс в том объеме, в котором он существовал в ранней Византии, т.е. чтобы наравне с диаконами они присутствовали в алтаре во время богослужения» (С. 25), хотя двумя страницами ранее Поспеловский призывает к радикальной реформации православного богослужения (чтение вслух «тайных молитв», русификация литургических текстов, сокращение богослужения) именно ввиду того, что «обрядовая сторона православного богослужения... скопирована с византийских придворных церемоний» (С. 22). Т.е. в одном случае практика древней Церкви («византийские придворные церемонии») является тормозом богослужебной реформы, а в другом – поводом ввести в православное богослужение первую степень женского священства – институт диаконисс (как «в ранней Византии»).

 Введение института диаконисс проектировал еще А.Введенский. Также «Живая церковь», СОДАЦ и др. выдвигали в своих программах богослужебно-канонических реформ введение в церковную практику института диаконисс, а на «соборе» обновленцев 1923 г. некоторые ораторы предлагали ввести и институт пресвитерисс!

 * * *

Календарная реформа является одним из главнейших условий радикальной реформации Православия[10], ибо при переходе на новый католический григорианский стиль нарушаются ряд соборных определений и церковных установлений, в частности богослужебный Устав, изложенный в Типиконе.

 На обновленческом разбойничьем сборище – лжесоборе 1923 года «митрополит» Антонин (Грановский) сделал доклад «О реформе календаря»; в результате «собор» в своей резолюции, принятой без прений, признал необходимым переход на новый (григорианский) стиль с 12 июня 1923 г., хотя верующие продолжали отмечать праздники по старому стилю и не посещали храмы в праздники по новому календарю.

 Под давлением богоборческой большевистской власти и Святейший Патриарх Тихон, введенный в заблуждение Констатинопольским патриархом-модернистом Мелетием IV, мечтавшим о проведении «живоцерковнических» реформ во всей Православной Церкви[11], согласился было на введение в Русской Церкви нового стиля, но народ церковный как «хранитель веры Православной» не принял этого пагубного нововведения, и тем самым попытка антиканонических новшеств в Русской Патриаршей Церкви с Божией помощью сорвалась: Российская Церковь снова подтвердила решение Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг., отвергшего новый стиль, и, несмотря на властное принуждение большевиков, сохранила свой Православный календарь и тем самым Церковное Предание[12].

За необходимость изменения церковного календаря (старого стиля) на страницах русскоязычной католической газеты «Русская мысль» (1994. № 4032) высказывался прот. И. Свиридов, а с началом вещания «Христианского церковно-общественного канала», возглавляемого тем же о. протоиереем, навязчивая пропаганда необходимости скорейшего перехода Русской Православной Церкви на т. н. новый григорианский календарь звучит постоянно, причем аргументы, выдвигаемые в его пользу священниками Г.Чистяковым, В.Лапшиным и тем же прот. И.Свиридовым, отличаются вопиющей безграмотностью и незнанием существа «календарной проблемы». Идея реформы церковного календаря присутствует и в книге иеромонаха Илариона (Алфеева) «Таинство веры» (М. 1996).

 Приходская реформа

 
Из программы церковных реформ «Живой церкви» 1922 года: «Реформа приходская предполагает ряд существенных изменений в структуре церковного управления и во взаимоотношении клира и мирян. Реформа требует нового назначения прихода как "литургического общества, объединяемого священником около своего храма". Она предполагает широкий демократизм приходской жизни вплоть до выбора мирянами клира, что должно и проявляться в первохристианском обычае выбора духовных руководителей общины совместно с представителями мирян и духовенства» («Живая Церковь». 1922. № 10). Выборность всех пастырей, начиная с дьяконов и кончая епископами, предусматривалась и в программе СОДАЦ, составленной А. Введенским.

 Выборность мирянами клира предлагали еще в 1907 г. приверженец церковного обновления священник-расстрига, член Государственной Думы Н. Огнев и другие церковные либералы: «Приходам должно быть предоставлено право избирать для себя членов причта... Избирательное начало должно пронизать весь строй церкви снизу доверху» (Н. Огнев. На пороге реформ русской церкви и духовенства. СПб. 1907. С. 16).

 То же самое предлагалось и в программе Союза «Церковное возрождение» епископа Антонина (Грановского) в 1922 г.: «5. По духу свободного народничества в порядке церковной экономии группа признает выборное начало для всего церковного устроения снизу доверху».

 * * *

Приходской реформе уделяется особое внимание в «миссионерско-общинном» приходе священника Г. Кочеткова. Для этой цели проводятся ежегодные т. н. «преображенские соборы» на тему «Приход в православии», конференции, издаются сборники материалов, посвященных именно реформе прихода, который должен стать новой литургической общиной, объединяемой совершением «полулитургических агап» закрытого типа, и состоящей из небольших по численности братств и «семей» во главе с «пресвитером» – главой «семьи», где, по возможности, совершаются все таинства, а также из общин т.н. «уже усовершившихся и освятившихся» у о. Г. Кочеткова. По мнению священника Г. Кочеткова необходимо «избрание клира всех степеней на общем собрании всех верных, т.е. полных членов своего евхаристического собрания» («Православная община». 1995. № 28. С. 46).

 К чему должна привести подобная выборность мирянами клира не трудно догадаться: в т.н. «Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школе» за несколько лет уже подготовлена целая армия потенциальных реформаторов «охранительного» Православия, совершенно чуждых святоотеческой традиции, воспитанных на либерально-модернистском богословии и обновленческой богослужебной практике. Эти «воспитанники МВПХШ» только и ждут того времени, когда они путем «демократических выборов» будут поставлены настоятелями новооткрывающихся приходов, где они смогут полностью развернуть на практике свою реформаторскую активность. Недаром же в Обращении к Святейшему Патриарху от 8 февраля 1994 г. члены кочетковского братства «Сретение» просят начать рукополагать «в дьяконы и священники кандидатов от Братства». «Однако выпускников этих школ (МВПХШ и «Открытого православного университета им. о. А.Меня». –  Н.К.), – сокрушается Д.Поспеловский, – пока не рукополагают» («Вестник РХД». № 172. С.223). «Большие надежды мы возлагаем на рукоположение священнослужителей из членов наших общин. Но Патриархия это затягивает, не решается распространять наш опыт» – жалуется сам священник Г. Кочетков («Новая Европа». 1992. № 1. С. 82).

 * * *

Итак, сравнив программы церковных (литургических, канонических, догматических и приходских) реформ обновленчества 20-х гг. и современных модернистов, мы обнаруживаем полное совпадение взглядов и преемственность целей в вопросе революционного переустройства Церкви. Поэтому заявления современных апологетов «просвещенного православия», что сущность обновленчества заключалась лишь в симбиозе идей христианства и коммунизма и в расколе с патриаршей Церковью, представляются нарочито лживыми и стремящимися скрыть антиправославную направленность движения по разрушению Церкви путем искажения ее вероучения и отрицания ее Предания.

 О том, что обновленцы 20-х гг. были не только раскольниками, говорит форма, практиковавшаяся в Петрограде епископом Мануилом (Лемешевским), принятия покаяния через публичное чтение с амвона перед народом бывшими обновленческими священниками Символа веры (так принимаются в лоно Церкви еретики). Храмы, где служили обновленцы, часто освящались заново великим чином (например, Сретенский монастырь в Москве арихиепископом Иларионом (Троицким)). Когда в 1925 году обновленцы, ввиду полного отхода от них верующего народа, стали вести переговоры с «тихоновскими» архиереями на предмет «перемирия», то характерен был ответ Уфимского архиепископа Иоанна (Пояркова): «Мы готовы принять обновленцев в общение при условии полного отречения от всех новшеств, вошедших в жизнь обновленческой церкви, начиная с 1922 года» (Цит. по книге: А. Левитин-Краснов, В. Шавров. Очерки... С. 501). Православные епископы Яранский Нектарий и Омский Виктор называли обновленческую церковь еретической (помимо ее раскольнического характера).

 «От нас изыдоша, но не беша от нас»

 
Подобно тому, как, например, направление обновленченческой «Живой церкви» по ряду пунктов отличалось от других обновленческих группировок (в частности от Союза «Церковное возрождение» епископа Антонина (Грановского) в вопросе отношения к монашеству и женатому епископату), следует указать и на различия в реформаторской деятельности современных обновленцев, хотя всех революционеров-реформаторов роднят общие свойства: непонимание и, вследствие этого, отрицание значения Предания Церкви и приспособленчество к духу мира сего.

 Священник Георгий Кочетков со своими харизматическими общинами-семьями пытается, как ему кажется, имитировать практику древней Церкви: т. н. «полулитургические агапы», «нерукоположенные пресвитеры» с особыми наперсными крестами, оглашающие «неполных членов церкви», «вход и выход из пустыни» оглашаемых по системе «пресвитера Георгия» и т.п. Причем и сам «пресвитер Георгий» Кочетков признается: «Я не знаю, есть ли в последние века подобный церковный опыт» («Православная община». 1996. № 31. С. 61). «Подобный церковный опыт», отвергающий почти двухтысячелетний опыт Церкви, представляет собой попытку вернуть дерево обратно в зерно.

 Таким образом, если тут мы имеем дело со своеобразной «переориентацией во времени» с откровенно протестантским харизматическим оттенком, то в случае о. Александра Борисова и других клириков его храма (о. Г. Чистякова и о. В. Лапшина) имеет место как бы «переориентация в пространстве»: здесь стремятся не к «возрождению» общинной практики древней Церкви, а к привнесению в Православие современной западной либеральной католической и протестанстской практики (экуменические общины в Тэзе, Библейские общества, современное католическое богословие и т. п.).

 Вполне естественно, что современные церковные реформаторы, как уже упоминалось выше, всячески противятся отождествлению их деятельности с обновленчеством 20-х годов. Для этой цели они готовы даже кощунственно сравнивать свои богослужебные реформы ни много ни мало... с наследием новомучеников и исповедников российских! В своем журнале «Православная община» о. Георгий Кочетков так прямо и заявляет:

 «Мы вправе чувствовать себя наследниками новомучеников и исповедников российских, когда стремимся:

...к простоте отношений между клириками различных ступеней и между клиром и народом (не случайно в нашем, например, храме появились низкие царские врата и низкая алтарная преграда);

к простоте литургического языка, что также выражается в опыте русификации и перевода на русский язык церковно-славянских богослужебных текстов;

...при необходимости к свободе от всего внешнего, даже от икон и книг;

...к церковной общинной семейности...» (1994. № 4–5).

 Хотя идеи обновленцев 20-х гг. о. Георгию весьма дороги: «Обновленчество ставило и реальные, живые, актуальные проблемы перед церковным сознанием. Оно старалось жить этими проблемами. В какой-то части своей оно училось даже решать эти проблемы церковно, как следует. Обновленчество это не просто черное пятно в истории, там были разные люди, они тоже гибли в лагерях» («Православная община». 1996. №33. С. 71). Но в лагерях гибли и кровавые злодеи, как, например, вожди богоборческой власти из т.н. ленинской гвардии. Поэтому нет никаких оснований в гибели отдельных обновленцев видеть жертву, приносимую за Христа и за Церковь.

 Созданный о.Г.Кочетковым миссионерско-общинный приход и вся деятельность «Сретенского братства» отличаются харизматической элитарностью (об этом говорит хотя бы существование т. н. общин «уже усовершившихся и освятившихся»). Приведем несколько цитат из интервью старшего катехизатора Огласительного училища при МВПХШ С. Смирнова со священником Г. Кочетковым («Православная община». 1996. № 31. С. 53–55).

 «С. Смирнов: ...Из Ваших слов выходит, что только в Вашем приходе идет живая церковная жизнь... Мне трудно представить себе человека, который, прочитав этот текст не сказал бы: "Понятно, о. Георгий Кочетков считает, что только у него Церковь".

 О. Георгий: ...Дело в том, что в мире сем Церковь абсолютно не явлена нигде. И никогда не будет явлена абсолютно. И все, о чем мы говорим, – вещи относительные... Мы можем тоже самое говорить, например, о монашестве... Среди монахов могут быть святые люди, в тысячу раз лучше всех нас. Но при этом, если говорить о форме устройства, я все равно отдам предпочтение тому, что делается, к примеру, у нас, перед тем, что делается в современных монастырях... Но, как говорится, перспектива, будущее – за тем, что делаем мы. У меня в этом нет сомнений. И в этом смысле в России мы пока единственный приход (выделено мной. – Н.К.)... Нельзя обойти наш миссионерско-катехизический опыт. Нельзя!.. Тоже самое надо сказать про наш общинный опыт. Он принципиально важен. Может быть, мы ужасно плохие исполнители того, что Бог нам открыл. Но Бог захотел открыть это нам, и Он это сделал... Теперь относительно богослужения. В принципе и здесь нужно делать то, что мы делаем...»

* * *

Модернисты-обновленцы потому не хотят отделяться от Русской Православной Церкви, что считают для себя долгом и даже подвигом усиленно работать для распространения своих воззрений, чтобы дать им полное господство внутри Церкви, сделать их выражением общего церковного сознания и, таким образом, перестроить наконец всю Церковь соответственно своим идеалам. Они мечтают о том, чтобы будущий Поместный Собор Русской Православной Церкви был проведен по образцу II Ватиканского собора (1962–1965), провозгласившего идею «aggiornamento» («осовременивания», т.е. приближения Церкви к современному миру, а по сути – к духу мира сего), проведшему в жизнь римо-католической церкви революционные литургические и канонические реформы, в результате которых 40 процентов католического духовенства сняли с себя сан и посещаемость храмов резко снизилась. На подобное «аджорнаменто» т.е. обмирщение нашей Церкви расчитывают и отечественные обновители Православия.

 Часто сторонники радикальных церковных реформ и, в частности, русификации богослужебного языка постоянно сетуют на то, что революционные события 1917–1918 гг. насильственно прервали тот путь преобразований, на который встала наша Церковь к этому времени. Но подобная «историософия» скорее свойственна неверующему разуму, нежели православному сознанию, видящему во всех катаклизмах Преблагой Промысл Божий и делающему соответствующие выводы из этих уроков Свыше. Видеть Благую Волю Божию в том, что богослужебные реформы (в частности, пересмотр литургических текстов) были промыслительно прерваны попущением революционных потрясений позволяет нам и то, что именно те же самые революционные события побудили соборян принять историческое решение – восстановить Патриаршество в Русской Церкви, тогда как незадолго до этого все еще шли дискуссии по поводу патриаршей формы церковного управления и ее сторонники были далеко не в большинстве.

 А вот что писал Святейший Патриарх Тихон о недопустимости нововведений в церковно-богослужебной практике в Послании от 4/17 ноября 1921 г.:

 «...Совершая богослужение по чину, который ведет начало от лет древних и соблюдается по всей Православной Церкви, мы имеем единение с Церковью всех времен и живем жизнью всей Церкви... При таком отношении... пребудет неизменным великое и спасительное единение основ и преданий церковных...  Божественная красота нашего истинно-назидательного в своем содержании и благодатно-действенного церковного богослужения, как оно создано веками апостольской верности, молитвенного горения, подвижнического труда и святоотеческой мудрости и запечатлено Церковью в чинопоследованиях, правилах и уставе, должна сохраниться в Святой Православной Русской Церкви неприкосновенно, как величайшее и священнейшее ее достояние...»

 Приведем ответ на это Патриаршее Послание идеолога и лидера обновленчества лжемитрополита А.Введенского:

 «Под влиянием Петра Полянского Тихон подписывает декрет, запрещающий какие бы то ни было новшества в Церкви под угрозой самых крайних мер церковного взыскания. Декрет рассылается по всей России и особый отклик находит в Петрограде. Здесь почти поголовно всем духовенством этот декрет приветствуется как кладущий наконец предел неугодному реакционерам явлению... Прот. Боярский хочет уйти от активной работы, другие решаются не подчиняться ни за что, утверждая, что этот декрет затрагивает их религиозную совесть. А, в общем, все это единицы. Мрачные о.о. протоиереи и черносотенцы-епископы торжествуют. Тягостно даже вспоминать этот период» (А.Введенский. Церковь и государство. М. 1923. С. 241–242).

 Теми же эпитетами награждал в 1924 г. православных и Антонин (Грановский): «Тихоновцы – обскуранты, реакционеры, черносотенцы, упрямцы, христоненавистники». Антонин говорил о себе: «Реформистская деятельность инициатора СЦВ, епископа Антонина, началась еще при благополучном самодержавии патриарха и тогда вызвала его неудовольствие и репрессии... Тихон прислал официальный запрет: не отступать ни в чем от общей практики служить, как все, иначе грозил репрессиями».

 * * *

В 1994 году мы наблюдали совершенно аналогичный конфликт между о. Г. Кочетковым, занимавшимся самовольной реформаторской деятельностью и Святейшим Патриархом Алексием, призвавшим неообновленца, как и в свое время Патриарх Тихон, не отступать ни в чем от церковного Предания.

 Кто хоть немного был знаком по публикациям церковной и антицерковной прессы начала 1994 года с ситуацией вокруг «Сретенского братства» священника Г.Кочеткова, после того, как московское духовенство и миряне в своих обращениях активно выступили в защиту священного характера церковнославянского богослужебного языка, тот не может не отметить поразительное сходство в реакции Введенского, Антонина (Грановского) и нынешних околоцерковных либералов на действия Патриархов в защиту Православного Богослужения от модернизма и протестантствующего реформаторства. Даже терминология, используемая Введенским, Антонином (Грановским) и защитниками «гонимого» и «преследуемого» «консервативными церковными кругами» о. Г.Кочеткова, одна и та же: «реакционеры», «черносотенцы», «обскуранты» и т.п. (см. например, оперативно выпущенный в разгар тех событий «Христианский вестник». 1994. № 3–4; или «Вестник РХД». № 172)[13].

 * * *

В другом воззвании Святейшего Патриарха Тихона от 1 июля 1923 года об обновленцах и о положении Русской Церкви говорилось, в частности, следующее: «Тяжелое положение переживает Православная Церковь. Появилось много разных групп с идеями обновления церковного... Обновленцы эти, бессознательно или сознательно, толкают Православную Церковь к сектантству: вводят совершенно ненужные церковные реформы, отступая от канонов Православной Церкви. Никакие реформы из принятых бывшим Собором (обновленческим. – Н.К.) мы одобрить не можем... Наряду с этим, пользуясь происходящей у нас неурядицей в Церкви, Римский папа всячески стремится насаждать в Российской Православной Церкви католицизм, и при поддержке польских властей уже закрываются на территории Польши православные храмы, и многие из них превращены в костелы... Разные сектанты – баптисты, евангелисты и другие, как противники Православию, также направляют все усилия, чтобы умалить значение Православной Церкви, привлечь на свою сторону православных людей. Всем им мы заявляем, что Церковь Православная не даст себя превратить в сектантские группы, и уповаем, что не отойдет она ни на шаг от своего учения».

 В послании заместителя Патриарха митрополита Ярославского Агафангела к архипастырям, пастырям и всем чадам Православной Русской Церкви от 18 июня 1922 года, в частности, говорилось: «Братья и сестры о Господе, наши духовные чада! Храните единство святой веры в союзе братского мира; не поддавайтесь смущению, которое новые люди стремятся внести в ваши сердца по поводу учения нашей православной веры; не склоняйтесь к соблазнам, которыми они хотят обольстить вас, производя изменения в православном богослужении, действуя не законными путями соборного установления, но по своему почину и разумению, не повинуясь голосу древних вселенских отцов и великих подвижников, создавших наши церковные уставы».

 * * *

И, наконец, приведем несколько высказываний об обновленческих лидерах 20-х гг. и покажем отношение к обновленчеству православного народа.

 Одному из главных церковных радикальных реформаторов, епископу Антонину (Грановскому) хлесткую характеристику дал митрополит Антоний (Храповицкий): «Я вполне допускаю вероятность того, что среди 40 тысяч русского духовенства нашлось несколько негодяев, восставших против Святейшего Патриарха, имея во главе известного всем развратника, пьяницу и нигилиста, побывавшего клиентом дома умалишенных еще 20 лет назад» (Цит. по книге: Прот. Владислав Цыпин. История Русской Православной Церкви 1917–1990. М. 1994. С. 57).

 Митрополит Евлогий (Георгиевский) в своих воспоминаниях об Антонине Грановском отмечал: «Что-то в этом человеке было роковое, демоническое, нравственно-преступное с юных лет»; «Жуткая, мрачная фигура» (Путь моей жизни. Воспоминания. М. 1994).

 Из выступления епископа Винницкого (Каменец-Подольского) Амвросия (Полянского) на собрании архиереев в Донском монастыре в сентябре 1923 года:

 «Для меня и, наверное, и для других, здесь присутствующих, Евдоким (Мещерский) вовсе не высокопреосвященнейший митрополит, а бывший архиепископ, потому что он присоединился к отщепенцам, самозваному духовенству, отколовшемуся от Святейшего Патриарха Тихона и от Церкви Христовой. Сами посудите, кто у них первыми вершителями дел были? Бывший епископ Антонин (Грановский), состоявший на покое в Заиконоспасском монастыре. Он из личных счетов пошел против Патриарха Тихона, а к нему примкнули и прочие из духовенства с темным прошлым. Антонин оказался богохульником. Он, как нам известно, идет против почитания святых угодников Божиих... иконостас он называет ненужной перегородкой, которую пора, по его словам, сломать, он не признает крещения младенцев и причащает по-католически. Епископ Леонид (Скобеев) – нам мало известная личность, но он, несомненно, подкуплен, дабы расшатать канонические устои святого Православия. Введенский, бывший Петроградский священник, а теперь женатый архиерей – чуть ли не из евреев; священник Боярский высказывался кощунственно на их незаконном соборе 1923 г. против почитания св. мощей. Вот эти опороченные люди и восстали против Святейшего Патриарха Тихона и Святого Православия, и Святейший Патриарх во всяком случае не мог им поручать управления Церковью и образовывать ВЦУ. Некоторым из них лицам поручено было только патриаршую канцелярию привести в порядок, а они, воспользовавшись этим, самочинно захватили и патриаршую власть в свои руки, образовали ВЦУ и устроили незаконный Собор. Вот к ним и присоединился бывший архиепископ Евдоким (Мещерский) и тем самым откололся от Церкви Христовой, а посему он не может быть законным архиереем...» (Цит. по книге: Патриарх Тихон и история русской церковной смуты. Сост. М. Губонин. СПб. 1994. С. 173–174).

 Из письма одного православного протоиерея в Петроград к своим духовным чадам: «Лучше остаться без церкви-храма, без епископа и умереть без Причастия, нежели отойти от истины Православной и иметь молитвенное общение с живоцерковниками и обновленцами».

 Церковного расколоучителя и проходимца о.А.Введенского вкупе с о.Е.Белковым в мае 1922 г. анафематствовал и отлучил от Церкви священномученик митрополит Петроградский Вениамин.

 Епископ Антонин (Грановский) был подвергнут в конце ноября 1921 года запрещению в священнослужении Святейшим Патриархом Тихоном именно «в связи с его самочинными нововведениями в богослужения», вызывавшими у верующих огромный соблазн, а уже позже Антонин был отлучен от Церкви за учинение раскола. В мае 1922 г. епископ Антонин выступал в качестве эксперта на суде по делу о сопротивлении изятию церковных ценностей в Москве. В результате его «экспертизы» Антонин стал виновником расстрела пяти московских священников. Через год на обновленческом «поместном соборе» Антонин подписывает в числе других позорнейшее постановление о лишении сана Святейшего Патриарха Тихона.

 Управляющий Вятской епархией Яранский епископ Нектарий в 1925 г. писал: «Богомерзкого обновленческого движения отрицаюсь и анафематствую оное. Богомерзкий разбойничий, так называемый собор 1923 года в Москве со всеми его постановлениями анафематствую...» (Очерки... С. 501).

 В Вятке обновленческого «митрополита» Евдокима (Мещерского) православные верующие встречали криками: «Долой еретиков и кровопийц!»

 Слово «обновленец» сделалось для основной массы верующих синонимом «исказителя веры», «разрушителя Церкви»; соединялись с ним и религиозно-нравственные пороки, так как многие обновленческие священнослужители, часто второбрачные, а иногда и третьебрачные, носили короткие волосы, светскую одежду, брились, курили открыто, разъезжали с дамами на извозчиках (как А.Введенский), посещали театры и т.п., что никак не вязалось в сознании верующих с обликом служителя Христова. В верующем народе к обновленцам надолго пристали клички «живцы», «красные попы».

 «Богомольцев», посещавших проповеди Введенского, метко характеризует очевидец тех событий Н.П.Окунев: «...Да и не богомольцы это, а любители скандальных зрелищ и хлестких лекций. Сегодня на лекцию "архиепископа" Александра Введенского, трактующего о притворности "раскаяния Тихона", а завтра – на лекцию профессора Запихалова, поучающего половой гигиене, – слушатели те же самые для обоих лекций» (Дневник москвича. 1917–1924. Париж. 1990. С.579).

 Осенью 1922 года один казанский обновленческий протоиерей писал: «Как нам быть, что делать с мужиками. Ведь и слышать не хотят ни о "Живой церкви", ни о Высшем Церковном управлении» («Жизнь и религия». 1922. № 1). И это было не только в начальный период реформаторской деятельности обновленцев. Чем дальше, тем больше нарастала неприязнь и глубокое отвращение верующих к «Живой церкви», решительно ломавшей старые, привычные устои церковной жизни. В одном из своих отчетов в ВЦУ Казанское епархиальное управление отмечало: «Само слово "Живая церковь" сделалось ненавистным и с ним соединяли все пороки и нравственные преступления». Выражало свое недовольство радикализмом «Живой церкви» и приходское духовенство.

 Огромные массы рядовых верующих, воспитанные в духе незыблемости Православной веры, чувствовали инстинктивно неправду обновленчества, неприязненно относились к церковным реформам, боялись порчи веры своих отцов и дедов, отворачивались от женатых епископов. Об этом свидетельствует целый ряд документов – протоколов приходских и епархиальных собраний духовенства и мирян. Та же картина наблюдалась и при попытках обновленцев «оживить», изменить богослужение, упразднить церковнославянский язык, перейти на новый календарный стиль. Именно консерватизм Цекркви сохранил вокруг нее верующие массы.

 На своих публичных выступлениях А.Введенский, составлявший иногда даже списки «контрреволюционного духовенства» и подававший их в известные инстанции, получал немало записок следующего содержания: «Будь проклят, Иуда-предатель, за твои выступления против Православной веры и ее пастырей. Иди в ад кромешный к своим наставителям – дьяволам». «Товарищи Введенский и Калиновский! Иуда предал Христа за 30 сребреников. Ответьте же нам, за сколько продан вами патриарх Тихон» и т. п.

 Та же атмосфера сопровождала и выступления другого расхитителя стада Христова – Антонина Грановского. В одной из полученных им записок говорилось: «Лжеепископ Антонин, мерзавец и убийца. Идти против большевиков – это признать Христа и Ему служить». В другой записке было сказано: «На тебя народ смотрит, как на грязную свинью: ты не можешь быть епископом, потому что ты – провокатор!»

 * * *

Итак, мы видим, что программа современных представителей церковного либерализма по реформированию Православия абсолютно идентична требованиям, выдвигавшимся более 70 лет назад идеологами обновленческого движения (Титлиновым, Грановским, Введенским и другими представителями т. н. «прогрессивного духовенства»), носившими так же, как и теперь, антицерковный, разрушительный характер. Поэтому представляется вполне закономерным, что обновленцы, начав с идеи «оживления» Церкви, закончили гнусным сотрудничеством с новым богоборческим режимом.

 Этим печальным финалом Господь хотел показать «плоды», которые неизбежно приносит древо т.н. «просвещенного», «обновленного православия».

 Иных «плодов» идея реформации Православной Церкви дать и не могла. Если в 1918 году в газете «Знамя Христа» священник А.Введенский писал, что после избрания Патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить Патриаршество изнутри, то стоит призадуматься, ради чего остаются в Русской Православной Церкви современные обновленцы.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Из слов Святейшего Патриарха Алексия на московском епархиальном собрании 23 декабря 1994 г. о книге о.Александра Борисова «Побелевшие нивы»: «Я ее прочитал... Это не православная книга... Эта книга никого не просветит... Это – апология реформаторства. Это – апология протестантизма... Книга носит антиправолавный характер... В этой книге – весь баптистский и протестантский арсенал... Эта книга – рассчитанный удар по Православию... Это подрыв Православия».

В заключение Святейший Патриарх поблагодарил московское духовенство за отпор, данный на этом собрании неообновленчеству.

[2] Отлучен от Церкви Указом от 9.10.1923 г.

[3] Депутат Г.Якунин, пользующийся сочувствием и авторитетом у некоторых церковных реформаторов и олицетворяющий в наше время воинствующее антиправославие, весьма откровенно высказался в газете «Россия». 1995. № 3 (217): «К слову сказать, чьей собственностью будет этот храм (Христа Спасителя. – Н.К.)? Как вы знаете, закрытый в 1918 году, он был вновь открыт в 20-х годах, и в это время там служили те так называемые (!) раскольники во главе с митрополитом (!) Александром Введенским, которых сейчас (!) зовут обновленцами. Там собирались тысячи людей, слушали замечательные проповеди владыки Александра...»

[4] Приведем несколько «образцов» переводческого творчества о. Г.Кочеткова (видимо, в соавторстве с академиком С.Аверинцевым) из брошюры «Православное богослужение. Русифицированные тексты вечерни, утрени, литургии св. Иоанна Златоуста». Изд. МВПХШ. 1994:

Церковнославянский текст:

 

Перевод о. Г. Кочеткова:

 

О благорастворении воздухов...

 
О благодатной погоде...
 
Паки и паки миром...
 
Снова и снова в мире...
 
Свете Тихий...
 
О, Свете, ясный...
 
Приснодевы Марии
 
Всегда Девы Марии
 
Честнейшую Херувим...
 
Достойнейшую Херувимов...
 

Всякое дыхание да хвалит Господа

 

Всё дышащее да хвалит Господа

 

Взбранной Воеводе победительная...

 

Воеводе, ополчившейся за нас...

 

В приходах украинских автокефалистов, также отвергающих церковнославянский язык в пользу «мовы», в акафисте Благовещению Божией Матери вместо припева «Радуйся, Невесто Неневестная» поется: «Радуйся, Дивка Незасватанная». Чем это хуже, чем у отца Георгия?

[5] Тут о. Георгий выдает за общую тенденцию единичный случай разрешения только что вернувшемуся из обновленческого раскола священнику Василию Адаменко со своей общиной совершать богослужение на ставшем для них привычным русском языке в целях скорейшего преодоления пагубного раскола. Этот частный случай, как ни странно, постоянно приводится в разных публикациях для доказательства того, что якобы не только обновленцы использовали в богослужении русский язык.

Что же касается священника Василия Адаменко, около 10 лет упорствовавшего в обновленческом расколе, то еще будучи 23 лет от роду, он просил благословения на перевод богослужебных текстов у о. Иоанна Кронштадтского, но такового не получил, а затем просил благословения на подобное «творчество» у Святейшего Патриарха Тихона, однако и тут получил отказ (см. «Журнал Московской Патриархии». 1994. № 2. С. 81). После перехода в обновленчество, самовольно занялся переводами богослужебных книг, практикуя, как и другие реформаторы-раскольники, службы на русском языке при открытых царских вратах, чтение вслух тайных священнических молитв, пение кантов, общую исповедь... В 30-х годах о. Василий принес покаяние в обновленчестве, затем был арестован и расстрелян, однако это не является поводом для оправдания его прежней реформаторско-раскольнической деятельности. Но отец Георгий Кочетков нарочито пытается запутать этот ясный вопрос. В предисловии к своему изданию русифицированных им богослужбных текстов (М. 1994) он снова заявляет: ««обновленцы», в противовес распространенному (неизвестно кем) (?) мнению, не только не способствовали в Русской церкви русскому богослужению, но прямо гнали его. Так, глава «живоцерковников» митр. Александр Введенский открыто отвергал опыт использования русского языка о. Василием Адаменко» (С. 9).

Можно подумать, что «митрополит» в своей Захариеелизаветинской церкви никогда не проводил «опыты использования русского языка», а о. Василий Адаменко, русифицируя богослужения, не принадлежал к обновленцам. Даже Антонин Грановский свидетельствовал, что «Введенский несколько раз служил со мною эту (русифицированную Антонином. – Н.К.) литургию и говорил: эта литургия производит потрясающие впечатление». Правда впоследствии обновленцы были вынуждены частично вернуться к церковно-славянскому богослужебному языку, т.к. церковный народ отказывался посещать храмы, где служба шла на русском. Приведем еще один пример, показывающий, какой язык хранила и признавала Патриаршая Церковь. Когда большевицкий «обер-прокурор» Тучков в 1924 году требовал от Святейшего Патриарха Тихона и патриаршего Синода, чтобы за богослужением поминалось советское правительство, то Тучкову было сказано, что эти слова не в духе богослужебного языка и что словосочетание «советское правительство» невозможно передать на церковнославянском языке. Так кто же все-таки на самом деле отвергал «опыт использования русского языка»?

[6] За всеми разглагольствованиями о необходимости русификации церковно-славянских богослужебных текстов и самовольными «переводами» некоторых чинопоследований на «живой» язык может среди прочего скрываться и совершенно иная цель, нежели постоянно заявляемая в многочисленных публикациях о. Георгием Кочетковым и его единомышленниками. Цель эта – под предлогом создания более понятного широкому кругу верующих богослужения добиться пересмотра в богослужебных книгах (Октоихе, Триоди Постной и Цветной) ряда текстов, содержащих порой нелестные для иудеев места. Прецедент этому уже есть. Так, в угоду иудеям, у римо-католиков была изменена служба Страстной Пятницы, с целью устранить из нее все отрицательное, что говорится в этой службе о распинателях Христа. В интервью, опубликованном в 117-м номере «Вестника РХД», протоиерей А.Мень, призвав к деканонизации русских святых преподобного Евстратия Печерского и младенца мученика Гавриила Белостокского, высказался также и за пересмотр православных богослужебных текстов с целью изъятия из них «выпадов» и «резких высказываний против евреев», якобы содержащихся в этих текстах.

Священник Г.Кочетков, выступая на Меневских чтениях 11 сентября 1993 г., фактически подтвердил такое предположение: «...Например, в связи с отношением к иудеям и вообще евреям. Думаю, нам всем известны церковные богослужебные тексты, которые не очень даже удобно сейчас читать в церкви. Умные чтецы и священнослужители (!) их просто пропускают... и от такого пропуска ничего, в принципе, не меняется и не теряется, а, надо думать, даже наоборот. Но ведь не все чтецы и священнослужители умные, что само по себе нормально; некоторые из них читают все подряд, и поэтому происходят казусы в отношениях, в частности, к евреям, в тех отношениях, которые церковь закладывает сейчас в своем учении...(!)» («Православная община». 1994. № 3. С. 83–84). Если священник А.Борисов в своей книге «Побелевшие нивы» огульно обвиняет все православное духовенство в антисемитизме, то священник Г.Кочетков усматривает антисемитизм уже в богослужебных текстах и даже в учении Церкви. Так подготавливается идеологическая база для погрома Православия в России (вспомним секретную директиву В.Ульянова (Ленина) о расстреле черносотенного духовенства).

Приведем еще один пример. В католическом русскоязычном журнале «Новая Европа» (1995. №7), в котором печатается весь «цвет» столичного неообновленчества: о.о. А.Борисов, Г.Кочетков, Г.Чистяков (он же и член общественного совета этого журнала), А.Гостев, Игнатий (Крекшин) и др., некий профессор Е.М. Верещагин, беседуя с вице-президентом Всемирного Еврейского Конгресса Г.Ригнером и идя навстречу мечтаниям и желаниям своего почтенного собеседника, предлагает также пересмотреть ряд богослужебных текстов и подсказывает, как можно это хитро осуществить, не вызывая естественного возмущения православных «ортодоксов»: «Тексты с антииудейскими обертонами встречаются прежде всего в богослужениях Страстной седмицы, то есть они произносятся всего лишь раз в году, поэтому верующие наизусть их не знают. Переформулировать их, на мой смиренный взгляд рядового прихожанина, можно и без того, чтобы привлекать серьезное внимание к поновлению. Впрочем, – предостерегает хитроумный профессор Верещагин, – надо считаться и с возможностью упорного сопротивления...» (С.99).

Излишне напоминать, что в Православном богослужении, построенном наполовину из псалмов Давида, образов из истории древнего Израиля, прославлении ветхозаветных израильских праведников и пророков, антиеврейских выпадов нет и быть не может! Но обличения «безумных иудеев», не познавших в Иисусе Христе своего Мессию и предавших Его на смерть, действительно есть. Но подобные обличения имеются и во многих местах Священного Писания. Видимо, недалеко то время, когда Российское Библейское общество, президентом которого является священник А.Борисов, займется цензурным пересмотром текстов Нового Завета в соответствии с его понятием об «антисемитской агитации и пропаганде». Поэтому пересмотр литургических текстов тождествен ревизии истории христианской Церкви и является затеей, антихристианской по своей сущности.

[7] Еще в 20-е годы известный проповедник священник Валентин Свенцицкий предостерегал: «Каждый, практикующий общую исповедь... должен знать, что он кладет свою лепту в антицерковное дело».

[8] Правда, недолгий разрыв Русской Православной Церкви с Константинопольской Патриархией в феврале – мае 1996 г. показал, что такая лояльность не безусловна, если представляется реальная возможность внести свою летпу в дело разрушения целостности Матери-Церкви. Так, с первых же дней эстонского конфликта, неообновленцы, объединившиеся вокруг «Христианского церковно-общественного канала», выступили против законных требований Московского Патриархата, поддержав притязания Константинополя в Эстонии и допустив оскорбление как священноначалия Русской Православной Церкви, так и православных русских в Эстонии. Это было вызвано, вероятно, задачей подготовки отходных путей в случае, если Московская Патриархия все-таки найдет в себе силы применить к неообновленцам законные канонические прещения.

Примечательно, что и известный расстрига и бывший депутат Г.Якунин, выступая 11 марта 1996 г. на пресс-конференции в помещении Российско-Американского информационного пресс-центра, заявил, что в эстонском церковном конфликте Константинопольский патриарх «прав на все 100%», т.к. произошло «восстановление законных церковных институтов, насильственно изгнанных из Эстонии советскими оккупантами в 1944 году». А на вопрос корреспондента «Независимой газеты» о контактах Константинопольского патриархата с органами ЧК в 20-е годы и о поддержке «живоцерковников» Якунин ответил прямо: «несмотря на то, что обновленцы сотрудничали с органами ЧК, в их реформах было много нужного» («НГ». 12.03.1996).

Как известно, Константинопольская патриархия – оплот обновленчества и модернизма XX в. – вступала в конфликт с Московским Патриархом не только в 1996 году, но и в самый разгар обновленческого раскола в 1924 году, когда Вселенский Патриарх Григорий VII признал обновленческий «синод» главою Российской Церкви. Спустя более, чем 70 лет неообновленцы проявили ответную солидарность с Константинопольской Патриархией.

[9] На отпевании «Первоиерарха» в 1946 г. в храме св. Пимена Великого у гроба присутствовали три его жены, а также А.М.Коллонтай, организатор в 20-х гг. небезывестного общества «Долой стыд», впоследствии – посол СССР в Швеции.

[10] Старец Псково-Печерского монастыря архимандрит Иоанн (Крестьянкин), передавая завещание Святейшего Патриарха Пимена, определяет четыре признака апостасии в Церкви последних времен:

а) переход на новый календарный стиль;
б) перевод богослужения на русский язык;

в) экуменическое сближение и объединение с католиками и другими инославными;

г) 8-й «вселенский» собор.
 
[11] По инициативе Константинопольского патриарха Мелетия IV, известного экумениста и масона, в 1923 году намечались следующие всеправославные реформы:
– введение женатого епископата;
– введение второбрачия духовенства;
– сокращение богослужений;
– сокращение и ослабление постов;
– введение нового календаря;
– расширение экуменических связей;

– упрощение одежды духовенства с упразднением ношения бороды и длинных волос...

В 1923 г. Архиепископ Финляндский Герман (Аав) был беззаконно посвящен в епископский сан Константинопольским патриархом Мелетием IV без всякого пострижения в монашество и даже в рясофор. По словам Митрополита Антония (Храповицкого), «этот сомнительный епископ Герман, в мирском одеянии, подбритый и подстриженный, расхаживает по улицам города на соблазн православным и для злорадства иноверцев».

Антиправославная деятельность новостильника Германа (Аава) в Валаамском монастыре в 20-е годы – осуждение, запугивание, насильственное выселение из обители православных подвижников, сохранявших верность церковному календарю, а тем самым Апостольскому учению и Священному Преданию Христовой Церкви, подробно описана в журнале «Русский паломник»: «1924, 25 июня... Сегодня встречали Епископа Карельского (Германа)... Вид у него странный, без волос (стриженый и бритый как пастор протестантский), и на левой руке носит два обручальных кольца... Некоторые наши отцы и миряне не подходили под благословение, считая его за неправильно поставленного...» (1992. № 6. С. 100). В этом же журнале можно и лицезреть «православный лик» епископа Германа Финского (С. 98).

Как известно, из всех Православных Церквей только Финляндская Церковь, находясь в полной зависимости от обновленческой Константинопольской Патриархии, дальше всех пошла «по пути реформ», порвав с веками освященной Православной Пасхалией и нарушив тем самым целый ряд соборных постановлений.

[12] Сохранение православными церковного юлианского календаря (т. н. старого стиля), отличного от календаря еретиков – папистов и протестантов – является важнейшим условием выживания Православия в современном мире, а следовательно и выживания самого этого мира, ибо разгром Православия немедленно повлечет воцарение антихриста и окончание земной истории человечества.

По откровенной мысли католического патера Тондини, высказанной им в 1905 году, сущность дела в вопросе о календаре заключается ни в чем ином, как в принятии или непринятии папского главенства в Церкви Христовой. И так как, прибавляет затем Тондини, Православные Церкви не признают этого главенства, то они не хотят принять и предлагаемой реформы календаря (см. «Церковные Ведомости». 1906. № 36). В устах патера Тондини это откровенное признание весьма ценно, ибо оно раскрывает истинные намерения сторонников реформирования церковного календаря.

[13] Примечательно, что «историк» Д. Поспеловский называет «красно-коричневыми» и устроителей международной богословской конференции «Единство Церкви», организованной в ноябре 1994 года Свято-Тихоновским Богословским институтом по благословению Святейшего Патриарха Алексия II (см. «Вестник РХД». № 172. С. 228).