Богородица

Архив номеров Номер 18

Обновленчество под маской «миссионерства»

Николай КАВЕРИН


Испытанным приемом современных PR-технологий является «протаскивание» определенных одиозных доктрин, идеологических концепций и действий, давно дискредитировавших себя в глазах большинства, под совершенно иными наименованиями и в рамках новых информационных программ, иногда специально созданных для продвижения этих явно «непроходимых» или непопулярных проектов. Например, открыто разместить у границ РФ радары и ракетные комплексы, нацеленные на российские стратегические объекты невозможно: тут же с российской стороны появятся нацеленные на стратегические объекты США новые боевые комплексы. Но если назвать те же самые радары и ракеты как «имеющие исключительно антитеррористические цели», не посягающие на безопасность РФ, то даже среди истеблишмента в самой России найдутся те, кто будет с пеной у рта успокаивать общественное мнение у нас в стране, что нам не только не cледует бояться этой «антитеррористической» подготовки у наших границ, но самим стоит активно содействовать этой «гуманной» акции, перенацелив свои стратегические ракеты на мнимых террористов с юга с целью защиты всего прогрессивного человечества.

И под личиной этой борьбы за счастье и безопасность процветающего Запада мы должны будем отказаться от защиты собственных национальных интересов. А в это время в рамках некоей новой «Концепции миссионерской деятельности НАТО-ПАСЕ-ОБСЕ» нам будут навязывать различные сценарии оранжевых революций и «миссионерских» гей-парадов.


I.

16 ноября 2007 года в рамках V Международной богословской конференции «Православное учение о церковных Таинствах» состоялся круглый стол на тему «Церковно-практические аспекты православной сакраментологии» под председательством митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла.

Идеи, с которыми выступили некоторые участники круглого стола, кажутся весьма странными, и создается впечатление, что в Церкви готовится бархатная реформация. Был поставлен под вопрос ряд традиционных литургических норм, сложившихся в Русской Православной Церкви: практика соединения Таинств Покаяния и Евхаристии, говения и вычитывания трех канонов (что, якобы, невозможно при частом причащении), «авторитетность» утреннего и вечернего молитвенных правил. Предложения по реформе богослужения, прозвучавшие на этом круглом столе, уже на следующий день обрадовали комментаторов радиостанции «Эхо Москвы», никогда не отличавшейся какими-либо симпатиями к РПЦ.

На этом круглом столе в обсуждении проблем оглашения, катехизации, подготовки к причащению, исповеди, принимал участие священник-обновленец Георгий Кочетков, а также епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев), который предложил ряд радикальных богослужебных реформ и поднял вопрос об использовании русского языка в богослужении. Епископ предложил продолжить дискуссию о богослужебном языке, которая, как он выразился, «неудачно стартовала в 90-х годах». Заметим, что «неудачно» эта дискуссия стартовала в 90-х годах для московских неообновленцев: народ церковный единодушно отверг даже саму идею о русификации богослужебных текстов, расценив «реформаторскую деятельность священника Г. Кочеткова как антиправославный модернизм, сеющий огромный соблазн в душах верующих чад нашей Церкви.., как нарочитую профанацию православного богослужения», — было сказано в 1994 году в Обращении священнослужителей и мирян Русской Православной Церкви к Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II.

В том же «Обращении» говорилось: «Наше церковнославянское богослужение является драгоценной жемчужиной Православной Церкви. Уже в течение тысячи лет оно просвещает православный мир и души верующих. Отсюда закономерна забота о бережном хранении этого святого достояния, и долг — в неискаженном виде передать его в наследие нашим потомкам, не приспосабливая святые богослужебные тексты, лукавомудрствуя о якобы их “непонятности” и “мертвости”, к мирским звукам повседневной речи современного секуляризованного общества». И в заключении этого «Обращения», не потерявшего своей крайней актуальности и до сего дня, московское духовенство обращалось со следующими словами к нашему Патриарху: «Зная Вас как ревнителя святоотеческих и литургических традиций, смиренно просим Ваше Святейшество во избежание новой церковной смуты пресечь губительный и соблазнительный богослужебный модернизм».

И, слава Богу, Святейший Патриарх пресек в 90-е годы попытки изменить дорогое сердцу каждого православного церковнославянское богослужение. Но вот, спустя тринадцать лет из уст епископа звучит призыв продолжить то, что «неудачно стартовало в 90-е годы».

Следует ясно осознавать, что если люди, даже ради неких просветительских или «миссионерских» целей, начнут молиться по-русски (на богослужении, или у себя дома), то они никогда уже не смогут вернуться к церковнославянскому языку. Именно понимая эту истину, «миссионеры» из Свято-Данилова монастыря на одной из своих конференций православных молодежных лидеров, рекомендовали «создание особого краткого молитвослова на русском языке для новоначальных молодых христиан». Поэтому в целях противодействия реформации нашего богослужения первостепенной задачей является обязательное изучение на приходах, в воскресных школах и дома языка церковнославянского — языка молитвы и общения с Богом. А без церковнославянского языка не может быть и подлинной церковности, ибо православное богослужение и богослужебные книги на церковнославянском языке преисполнены догматического научения, нравственного наставления и благодатного одушевления. К тому же церковнославянский язык является залогом единства Русской Церкви на огромных просторах ее служения. Стремление к замене традиционного церковнославянского языка богообщения на иной, — это, очевидно, симптом того, что произошли некие духовные повреждения не только в благочестии, но и в вере. Изменение богослужебного языка неизбежно повлечет за собой изменение духовного состояния народа. Православные люди в славянском языке слышат молитвенный голос своих отцов и дедов — Святой Руси, Церкви Православной в ее тысячелетней истории — и сливаются с ним в единстве молитвы всей России и всех славян, в единстве веры и любви. Церковнославянский язык — богослужебный язык Русской Православной Церкви и он остается живым языком для подлинных чад церковных.

Кроме того, церковнославянский язык есть словесная икона; он должен быть признан такой же местночтимой святыней Русской Церкви, как многие храмы и иконы. Поэтому хранение церковнославянского языка, освященного веками молитвы, должно быть долгом Русской Православной Церкви. Для большинства верующих предложение перевода богослужения на русский язык означает посягательство на святыню и вызывает поэтому однозначную и весьма резкую реакцию.

Без церковнославянского языка деградирует очень скоро и язык русский, который и сохраняется только благодаря богослужебному славянскому языку. Как писал М.В. Ломоносов, «Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку не подвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшаться будет».

 

Однако не только вопрос использования русского языка в богослужении был поднят на круглом столе епископом Иларионом. Он предложил и ряд других реформ литургической практики Русской Православной Церкви, объявляя их почему-то «миссионерскими». Следуя странной логике его Преосвященства да и других реформаторов, чем более «миссионерской» является епархия (приход или община), тем меньшая молитвенная и духовная подготовка требуется от желающих причаститься Святых Таин. Да и вообще в последние годы слова о «миссионерстве», «миссионерском контексте», «миссионерском подходе», «миссионерских епархиях», «миссионерском служении» и т.п. часто служат прикрытием для прямой борьбы с православными церковными традициями, для реформации Церкви, ибо на поверку иные «миссионеры» оказываются обыкновенными обновленцами.

Особенно настораживает то, что свою частную «миссионерскую» облегченную литургическую практику владыка Иларион рекомендует всей Русской Церкви. Именно так и можно понять его предложения, если прослушать внимательно выступление епископа:

«Вопрос подготовки к Причастию. Существует такое правило, скажем, неписанное, что к Причастию должны допускаться только те люди, которые накануне были на всенощной. У нас в венском Свято-Николаевском соборе на литругию в воскресенье бывает, скажем, 300 человек, из них причащаются человек 250. На всенощном бдении накануне бывает человек 50. Это значит, что лишь 1/6 часть из тех, кто приходит на литургию и причащается, посещает всенощное бдение. Можем ли мы ставить вопрос об обязательности присутствия на всенощном бдении?» — вопрошает епископ Иларион.

Не только можем, но и должны ставить!

Снятие этого вопроса с повестки дня привело бы к существенному искажению сложившейся в течение многих веков литургической практики Русской Церкви, изначально исходящей из понимания вечернего богослужения (например, всенощного бдения), часов и литургии как единого целого. Разделение этого цельного богослужения на «вечернее» и «утреннее» произошло не сразу, а впоследствии, исходя из изменившегося уклада жизни прихожан (впрочем, в некоторых обителях практика этого единого богослужения сохранилась и поныне). Разделение единого цельного богослужения на вечернюю и утреннюю «части» не предполагает утраты вечерней как, якобы, малозначимой. Это — идеал, имеющий силу как для клира, так и для мирян. Разумеется, Церковь должна стремиться к идеалу, а не уходить от него, «подстраиваясь» под нерадивых, ленивых или под неофитов. Церковью установлен суточный круг богослужения, и желающий причаститься должен (хотя бы в виде говения, предшествующего Таинству Евхаристии) этот суточный круг прослушать, как минимум начиная с утрени. Поэтому тот, кто не был на утрени данной литургии, составляющей с литургией единое целое — сокращенный суточный круг, — мало чем отличен от человека, желающего причаститься и приходящего в храм к самому концу литургии перед выносом Святой Чаши. Мы уже не говорим о практике говения перед Причастием (поста и регулярного посещения богослужений всей седмицы), о чем писано в 32-й главе Типикона. В данном конкретном случае (практике, сложившейся в Свято-Николаевском кафедральном соборе Вены) носителями вышеупомянутого исконного идеала суточного богослужебного круга являются как раз эти 50 человек, которые исправно приходят как на вечернее богослужение, так и на литургию. Поэтому, прилагая все архипастырские усилия, следовало бы в Венской и Австрийской епархии осторожно начать просветительскую работу с каждой семьей (и аще возможно, с каждым прихожанином), которая причащаясь Святых Христовых Таин, не приходит на всенощную. Целью этой просветительской работы должно быть донесение до сознания каждого причащающегося прихожанина истины об обязательном молении за всенощным бдением накануне Причастия. Другими словами, задача заключается в постепенном восполнении числа тех, кто молится перед Причастием за всенощной, а не в отмене ее как таковой.

Тут уместно вспомнить случай из жития великого святителя XX века Иоанна Сан-Францисского. Когда его прихожане, вместо того, чтобы быть на воскресной всенощной, посещали некие увеселительные мероприятия, то сам святитель с архиерейским посохом в руке неожиданно для всех пришел в это место увеселения, молча обошел зал с притихшими ряжеными, и также молча вышел, обличив таким образом своих прихожан в охлаждении любви к храму Божию. На следующий день святитель Иоанн издал Указ о недопустимости участия в развеселениях в канун воскресных и праздничных служб. Почему бы владыке Илариону не воспользоваться этим случаем из жизни святого угодника Божия в качестве примера для подражания? Ведь и апостол Павел призывает к тому же: «Поминайте наставников ваших, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13, 7).

Да и вообще вопрос, поставленный епископом Иларионом, просто надуманный. Слово «епископ» означает «блюститель» — блюститель как веры православной, так и благочестия и литургической дисциплины паствы в вверенной ему епархии. Что же стоит епископу Илариону как блюстителю Венской епархии обратиться к своей возлюбленной трехсотенной пастве с епископской кафедры с архипастырским назидательным словом: «Братья и сестры! К причастию подходят только те, кто вчера был на всенощной»? Или, для вящей ясности: «Liebe Brüder und Schwester, sehr geehrte Kirchgängerinnen und Kirchgänger! Die heilige Kommunion dürfen nur diejenigen empfangen, die gestern an der Abendgottesdienst teilgenommen haben. Amen».

Мы не сомневаемся, что эта красноречивая миссионерская проповедь вкупе с высокой образованностью владыки Илариона способны будут переломить ситуацию в венском Свято-Николаевском кафедральном соборе в пользу большей посещаемости всенощных.

Далее в своем слове на круглом столе епископ Иларион приводит другие «трудности» и неурядицы из его зарубежной «миссионерской» деятельности, которые почему-то преподносятся им как проблемы, присущие всей Русской Православной Церкви:

«Получается, — говорит Владыка, — мы ставим столько препон на пути человека к Причастию вот этими правилами: обязательная всенощная, пост перед Причастием, надо вычитывать три канона. А вот, например, в Венгрии у нас эти канонов нет на венгерском языке. Как их будут люди вычитывать, если их нету? Учить славянский язык?»

Неужели, Владыка, трудно найти в Венгрии переводчика и издать книжицу с тремя канонами тиражом 100 экземпляров?

Трудно себе представить, чтобы, например, выдающийся миссионер, просветитель самураев святитель Николай Японский выступал в Святейшим Правительствующем Синоде в Санкт-Петербурге («круглых столов» тогда еще не было) с предложением отменить для всей Российской Православной Церкви не только три канона, служащие для подготовки к Причастию, но и весь корпус православных богослужебных книг, на том основании, что таковых не обретается на языке японском.

Но вернемся к церковнославянскому богослужебному языку, который так мешает владыке Илариону в его, как он выражается, «миссионерском контексте». Епископ заявляет: «Те богослужебные тексты, которые употребляются у нас, скажем каноны на Пятидесятницу, даже тот же Великий Канон Андрея Критского, даже если вы его переведете на русский язык и прочитаете, он все равно на слух не будет воспринят людьми стопроцентно, потому что та ментальность, к которой апеллировали авторы этих текстов, когда в этом Великом Каноне упоминаются имена, из которых мы половину не помним, что делали эти люди. Почему они являются образами?».

Здесь мы подходим, вероятно, к самому главному в выступлении епископа Илариона на круглом столе. Владыка констатирует чрезвычайную сложность для понимания Великого покаянного Канона преп. Андрея Критского. Разумеется, для людей, только что пришедших в Церковь, Канон сей сложен. Для его восприятия на слух необходимо хорошее знание Библейских текстов. Поэтому на повестке дня стоит задача издания данного Канона на церковнославянском языке с подробными комментариями и массовым тиражом. Но что предлагает вместо этого епископ Иларион? Во-первых, он признается, что Канон ему не полностью понятен, особенно имена библейских персонажей, хотя собственно библейская история изучается на первом курсе семинарии. Во-вторых, здесь как бы невольно епископ Иларион проговаривается о дальнейшем плане своих действий. Даже если Великий Канон перевести на русский язык, то, по мнению венского епископа, он все равно будет до конца не понятен. Следовательно, будет напрашиваться вторая стадия «препарирования» Великого Канона. К чему она будет сводиться — мы можем только догадываться, но скорее всего, речь пойдет либо о вольном изложении отдельных тропарей Канона на русском языке, либо даже об опущении некоторых имен библейских персонажей в отдельных тропарях.

Но тогда это будет уже не Великий покаянный Канон преподобного Андрея Критского, а покаянный канон преосвященнейшего Илариона Венского.

Что же касается канонов праздника Пятидесятницы, то признаемся: они трудны для «стопроцентного» понимания на слух. Но трудны они по одной простой причине: эти каноны представляют собой высочайшие по своей глубине богословские трактаты о Тайне Пресвятой Троицы и Ее Божественных Лиц в действии. И на русском языке они останутся также затруднительны для «стопроцентного» понимания, ибо Тайна Пресвятой Троицы может приоткрываться только очищенному от страстей уму. Почитайте труды святителей Афанасия Александрийского, Василия Великого или Григория Назианзина. Обрящем ли «стопроцентное» восприятие этих трактатов о Троице Единосущной и Нераздельной? Но это не снимает с повестки дня задачу донесения истин о Святой Троицы до сознания широких масс верующих. Другими словами, здесь стоит аналогичная задача: издание на церковнославянском языке отдельными брошюрами богослужения на св. Пятидесятницу (включая коленопреклонные молитвы).


II.

Здесь следует еще и еще раз напомнить читателям, что в 1920-е годы именно коноводы обновленческого движения священники А. Введенский, И. Егоров, Е. Белков, епископ Антонин (Грановский) и другие реформаторы и борцы с «реакционной черносотенной Тихоновской Церковью» ратовали за русский язык в богослужении. И не только ратовали, но и вводили его в обиход ради «миссионерских целей» (в том, что все эти радетели русского богослужения считали себя истинными миссионерами, сомневаться не приходится).

Вот что писал, например, талантливый «миссионер» епископ Антонин (Грановский): «Мы, к примеру, молимся на родном живом языке... Но Тихон, по своей поповской профессиональной узости и корыстному крепостничеству, это запрещает и пресекает... и нам нет никаких резонов потакать его преступному ожесточению против нашего русского языка...».

Или такие сетования Антонина на препятствия, чинимые его «миссионерскому контексту»: «Тихону ненавистны наши богослужебные порядки, он душит в нас ту свежесть обряда, который мы дышим и живем. Он наш душегуб, как представитель, покровитель закостенелого, отупевшего, омеханизировавшегося, выдохшегося поповства. И мы отходим от его злобы, отрясая прах его от своих ног. Во имя мира и для единения в духе любви мы не должны, в угоду тупости Тихона, отказаться от русского языка богослужения, а он должен благословить одинаково и славянский, и русский. Тихон неправ, сто раз неправ, преследуя наш обряд и называя нас сумасшедшими, и мы во имя священного воодушевления своего, во имя жизненной и нравственной правоты своей, не можем уступить ему и сдаться. Это значило бы потворствовать человеческой близорукости, узости, обскурантизму, корыстничеству и отдавать правду и свежесть Христову на попрание отупевшему поповству».

Или вот такие обвинения Патриаршей Церкви в «антимиссионерской» деятельности: «Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

Разве не созвучны эти слова епископа Антонина недавнему высказыванию его духовного преемника — священника Георгия Кочеткова (также, кстати, «миссионера»!): «Мы не собираемся никому ничего навязывать. Но тот, кто считает нужным служить по-русски, будет это делать, даже если ему это запрещают. Я знаю множество священников, которые поступают именно так» («Кифа», 2007, № 16).

А вот как описывалось в одной из провинциальных газет «миссионерское» богослужение, совершавшееся епископом Антонином (Грановским) в Заиконоспасском монастыре в Москве в 1922 году: «Антонин в полном архиерейском облачении возвышается посреди храма в окружении прочего духовенства. Он возглашает; отвечает и поет весь народ; никаких певчих, никакого особого псаломщика или чтеца... У всех ревнителей служебного благочестия и церковного Устава волосы дыбом становятся, когда они побывают в Заиконоспасском монастыре у Антонина. Не слышать “паки и паки”, “иже”, и “рече”. Все от начала до конца по-русски, вместо “живот” говорят “житие”. Но и этого мало. Ектении совершенно не узнаешь. Антонин все прошения модернизировал. Алтарь открыт все время... В будущем он обещает уничтожить алтарь и водрузить престол посреди храма».

Сам Антонин заявлял в 1924 г.: «Богомольцы входят в Заиконоспасский храм, видят здесь обстановку, для них необычную. Мы совершаем службу на русском языке при открытом алтаре. Мы произвели изменения в чинопоследованиях таинств — крещения, бракосочетания и исповеди, изменили способ преподания причастия». (Антонин распространял кощунственную идею о «негигиеничности православного способа причащения мирян» с помощью лжицы.)

Также и другой лидер и идеолог обновленчества 1920-х годов священник А. Введенский предлагал настоящий «миссионерский литургический прорыв»: «мы стоим за очищение и упрощение богослужения и приближение его к народному пониманию. Пересмотр богослужебных книг и месяцесловов, введение древнеапостольской простоты в богослужение, ...родной язык взамен обязательного языка славянского». В программе церковных реформ Группы духовенства и мирян «Живая церковь» первым параграфом выдвигалось следующее «миссионерское» требование: «Пересмотр церковной литургии и устранение тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым периодом союза церкви и государства и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения». В четвертом параграфе этой программы декларировалось «приближение богослужения к народному пониманию, упрощение богослужебного чина, реформа богослужебного устава применительно к требованиям местных и современных условий».

Есть в полемике с обновленцами XX и XXI века и мистическая составляющая. По словам Иоанна Вишенского, афонского подвижника, жившего на рубеже XVI–XVII веков, обличителя латинства, «диавол славянского языка ненавидит». Ярким подтверждением слов Иоанна Вишенского является случай из недавнего прошлого нашей Церкви, когда безбожные гонители пытались стереть ее с лица Русской земли. В 1928 году Антирелигиозная комиссия при ЦК ВКП(б) рассматривала ходатайство обновленцев об издании молитвослова на русском языке (ну точно, как предложение современных «миссионеров» из Свято-Данилова монастыря об издании русскоязычного молитвослова), тогда как к этому времени Патриаршая Церковь не имела возможности издавать никаких богослужебных книг. В прениях по этому вопросу один из членов антирелигиозной комиссии, известный идеолог антирелигиозной пропаганды и гонитель Церкви Е. Ярославский (Губельман) заявил, что «не возражает против издания небольшого тиража молитвенника на русском языке», мотивируя тем, что «богослужение на русском языке теряет свою обаятельную мистику». Очевидно, что бесы в лице красных комиссаров, специализировавшихся по борьбе с Православием, прекрасно понимали мистическую силу языка церковнославянского, бегали ее и трепетали.

Но забыта, видимо, печальная история обновленчества 1920-х годов с его «миссионерским контекстом», поддерживаемым комиссарами совдепии, и поэтому на круглом столе 2007 года прозвучали такие смелые «миссионерские» слова: «Стоит только кому-нибудь сказать: неплохо было бы обсудить вопросы языка, музыки, тут же найдутся те, которые назовут его криптокатоликом, криптообновленцем…»

Так не лучше ли, во избежание подозрений кого-либо в криптообновленчестве и криптокатоличестве, прекратить впредь поднимать в Русской Церкви надуманные вопросы богослужебного языка (на церковнославянском русские люди молятся уже свыше тысячи лет)?


III
.

В газете «НГ-Религии» (19.12.2007) сообщалось: «Выступление епископа Илариона почти совпало по времени с окончанием работы по переводу православных богослужебных текстов на русский язык, выполненной группой переводчиков под руководством священника Георгия Кочеткова… В начале декабря 2007 года Свято-Филаретовским институтом был представлен первый том опубликованных переводов. Остальные пять томов планируется выпустить в свет в течение 2008 года… Авторы перевода надеются, что это издание будет использоваться не только как справочное пособие, но и при совершении богослужения в православных храмах».

В кочетковском Свято-Филаретовском институте священником Владимиром Хулапом — референтом С.-Петербургского филиала ОВЦС — читается особый спецкурс: «Литургическая реформа в Православной Церкви».

Таким образом, все уже подготовлено к тому, чтобы в некий «час X», когда консервативное священноначалие Русской Православной Церкви сменится на либеральное, чего ожидают ныне все обновленцы, был в наличии полный корпус богослужебных книг на русском (или русифицированном) языке, и тогда церковные, околоцерковные и антицерковные СМИ дружно начнут внушать общественности, что «реформа устаревшего, непонятного, нетолерантного и ксенофобского церковнославянского богослужения» назрела, и ради «высоких миссионерских целей» и «благородных миссионерских проектов» следует постепенно внедрять эти новые «прогрессивные» богослужебные книги и подготавливать народ церковный к принятию их. Такое разрушение церковной богослужебной традиции опять же будут оправдывать острой необходимостью решения «миссионерских задач в современном обществе», и «борьбой с клерикализмом в Церкви».

Не секрет, что миссионер у нас (за отдельными исключениями) пошел такой, что ради своих грандиозных «миссионерских проектов» с КПД 0% он готов порушить любые многовековые церковные традиции. Миссионеру нашему чаще всего нужно лишь «новое комфортное православие». Нередко под миссионерскими лозунгами и под прикрытием миссионерских организаций и происходит негласное размывание и ревизия некоторых положений православного вероучения. По сути – это откровенное обновленчество, маскирующееся под своеобразное «миссионерство», которое, в случае победы его «высоких гуманных идеалов», окажется преступлением перед Русской Церковью в самых таинственно-благодатных проявлениях ее жизни. Это будет и духовным преступлением перед православным народом.

«Наши новые миссионеры» (удачный термин В.П. Семенко) провозгласили и «новый миссионерский подход», а именно: «не будем отдавать сектантам и прочим неообновленцам на откуп определенные “миссионерские проекты”. Создадим, например, “курсы православных уличных миссионеров”. С какой это стати мы должны отдавать наши улицы свидетелям Иеговы, кришнаитам и прочим сектантам? Будем сами хватать за рукава уличных прохожих и вручать им брошюрки, зазывающие в православные рок-клубы и призывающие причащаться за каждой литургией». Нетрудно предвидеть, что реакция уличных прохожих на такое «миссионерское» приставание «курсантов» будет такая же, как на уличное приставание сектантов. Или: «не отдадим кочетковцам благое дело миссионерства посредством “более понятного” для тех же уличных прохожих православного богослужения. Будем сами русифицировать службы, бороться с “мрачным антимиссионерским наследием” церковнославянского богослужения и совершать “молодежные”, “детские” и “миссионерские литургии”». «Неообновленцы предлагают отказаться от постов и частой исповеди? Не отдадим им этой миссионерской инициативы! Сами не будем поститься и исповедоваться (разве что через “живой журнал” в интернете). Да и вообще пора превратить “живой журнал” в официальный миссионерский орган в каждой епархии! Миссионерство через ЖЖ — это путь РПЦ в эпоху нового Президента, это миссия РПЦ в XXI веке! А поститься и исповедоваться перед каждым Причастием — это анахронизм “антимиссионерского лобби”. Иначе мы потеряем поклонников Гарри Поттера, Димы Билана и прочих “уличных прохожих” и загоним сами себя в “православное гетто”». Такой видят миссию Русской Церкви наши «новые миссионеры».

Последствия от подобной профанации православной веры, богослужения, и истинного миссионерства, пропагандируемой «новыми миссионерами», мало кого интересует. Главное для этих «новых миссионеров» — завлечь в свои «миссионерские проекты» как можно больше неофитов, которые будут готовы учить прохожих «новому Православию эпохи нового Президента» (см. kirillfrolov.livejournal.com/?skip=40), вытесняя одновременно консервативное большинство как «миссиофобское» обскурантистское наследие «застойного прошлого» нашей Церкви. «Наши новые миссионеры» ради «комфортного православия», по-видимому, выработали и свою «миссионерскую» идеологию: любое попрание многовековых традиций Церкви и даже любой грех или порок могут быть оправданы «миссионерской целесообразностью». Церковь, по замыслу «новых миссионеров», должна быть как можно скорее поглощена духом мiра сего, слиться с мiром, превратиться в одну из множества светских социально-общественных организаций.

К тому же мы уже не одно десятилетие слышим, что «участие нашей Церкви в экуменическом движении — это свидетельство о Православии». Только вот вопрос: обратило ли подобное «миссионерство» хоть одного еретика в Православную веру?

Ради «миссионерского куража» популярный топ-миссионер домысливает за иерусалимского Патриарха, что у того во время чуда схождения Благодатного Огня в кармане была спрятана зажигалка. Если помнить, что подлинное миссионерство есть свидетельство Воскресения Христова, то отрицание сверхъестественного чуда схождения Благодатного Огня есть антимиссионерство, граничащее с откровенным безбожием.

И так ли уж случайно, что перешедший недавно в ислам православный священник много лет возглавлял миссионерский отдел своей епархии?

Очень точно охарактеризовал наше «новое миссионерство» один муд­рый человек на одном из сайтов: «Часто в разных околоцерковных спорах по поводу этого самого миссионерства вспоминают русских миссионеров XIX века, причем миссионеры из числа обновленцев любят величать себя наследниками тех самых миссионеров прошлого, на что получают справедливые возражения от традиционно ориентированных противников. <...> Сейчас ситуация такова, что миссионерство уже фактически стало синонимом обновленчества, так что называться миссионером стало просто стыдно и неприлично. В обозримом будущем это слово уже не отмыть. Видимо, придется смириться с таким самоназванием некоторой группы околоцерковных либералов.<...> Древние подвижники, уходя в пустыню, даже и не думали ни о каком миссионерстве, а все больше о своих грехах и о том, как очистить свою душу. И через каких-нибудь полсотни лет вокруг них спасались тысячи, а их душеполезные писания и по сей день служат руководством ко спасению для всех, кто не на словах только, а на деле следует за Христом. Ведь на самом деле никого, никогда и никакими человеческими силами обратить ко Христу невозможно: никтоже может приити ко Мне, аще не будет ему дано от Отца Моего, говорит Господь. Именно эти слова имели, как известно, совершенно антимиссионерские последствия: от сего мнози от ученик Его идоша вспять, и ктому не хождаху с Ним. Но двенадцати апостолов оказалось достаточно, чтобы благая весть распространилась по всему миру, причем без всяких там переводов богослужения на разговорный язык, воцерковлений современной культуры, смягчений покаянной дисциплины и прочего подобного. <...> А если кто желает практических действий, тому тоже следует понимать, с кем он имеет дело. Как, например, поступать, если настоятель храма вздумал устроить у себя "миссионерский приход"? Да так же, как если бы этот настоятель был пьяницей, вором и развратником».

Безусловно, в нашей Церкви есть немало настоящих миссионеров, приводящих людей ко Христу и проповедующих Евангелие всем языцем. Только эти миссионеры не занимаются дешевым псевдомиссионерским агитпропом.

К истинным миссионерам по праву относится наместник московского Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов). Одно только перечисление его судьбоносных миссионерских проектов заняло бы целую страницу. Его огромная роль в деле объединения Русской Зарубежной Церкви и Московского Патриархата, его фильм «Гибель Империи. Византийский урок», вызвавший скрежет зубовный нынешних либералов, увидевших в фильме угрозу и «поругание» их веры в непогрешимый Запад, — эти выдающиеся миссионерские деяния войдут в историю Русской Церкви как образцы миссионерского таланта и пастырской мудрости. И все это — при образцовом церковнославянском богослужении в возглавляемом о. Тихоном Сретенском монастыре, привлекающем красотой службы в эту обитель все новых и новых прихожан. Архимандрит Тихон — это Миссионер-первопроходец.

Нельзя не отметить значительные успехи на подлинном миссионерском поприще священника Даниила Сысоева, приведшего к Церкви Христовой немалое количество мусульман. Публичные диспуты о. Даниила с мусульманами и старообрядцами — это удачная миссионерская находка, которую следует всячески поддерживать и распространять. Отец Даниил, в отличие от примазавшихся к нему и его миссионерским успехам «новых миссионеров-троцкистов» из ЖЖ (kirillfrolov.livejournal.com & Ko), делает очень важное для нашей Церкви дело. И да поможет ему в этом Господь! Но, к сожалению, таких миссионеров от Бога, как архимандрит Тихон и священник Даниил Сысоев, в Русской Церкви очень и очень мало.

Истинное миссионерство — это свидетельство о Христе, а не обмiр­щение Православия в угоду тем же уличным прохожим. Истинное миссионерство как нельзя лучше определил Святейший Патриарх-Исповедник Тихон: «Божественная красота нашего истинно-назидательного в своем содержании и благодатно-действенного церковного богослужения, как оно создано веками апостольской верности, молитвенного горения, подвижнического труда и святоотеческой мудрости и запечатлено Церковью в чинопоследованиях, правилах и уставе, должна сохраниться в Святой Православной Русской Церкви неприкосновенно, как величайшее и священнейшее ее досто­яние…».

И поэтому любой священник или архиерей, истово и с любовью совершающий богослужение на языке церковнославянском, является образцовым миссионером. Такую миссию, привлекающую наш народ ко Христу Спасителю посредством традиционного богослужения, кощунственно даже сравнивать с предложениями богослужебных реформаторов, с ЖЖ-словоблудием и другими хулиганами от «миссионерства». На Архиерейском Соборе 2008 года митрополит Калужский и Боровский Климент справедливо отметил: «Миссионерство должно заключаться не в реформировании, изменении богослужения и церковных традиций, но в изменении самих себя и своего отношения к людям, приходящим в наши храмы».

Зададим вопрос нашим миссионерствующим не по разу­му: почему за введение русского языка в богослужение выступают люди, не имеющие к Церкви Православной никакого отношения — политик Б. Немцов, две ­телеведущие дамы из телешоу «Школа злословия», комментатор московской ультралиберальной радиостанции и др.? Не рассматривается ли понятие «русский язык в богослужении» как знаковый тест на либеральность?


IV.

Приведем еще один пример откровенного «миссионерского» популизма, граничащего с поруганием святыни. В «Российской газете» от 10 января 2008 года, а также на сайте Белгородской епархии опубликованы ответы председателя Миссионерского отдела РПЦ архиепископа Белгородского и Старооскольского Иоанна (Попова) на вопросы читателей. Белгородский архиерей-миссионер заявляет: «Мы совершаем Литургию Преждеосвященных Даров вечером, как это было в древности». Да, действительно, в древности, Преждеосвященные литургии, литургии в рождественский и крещенский сочельники, а также литургии в Великий Четверг и Великую Субботу совершались после полудня. Это зафиксировано и в Типиконе[1]. И древние христиане, в предвкушении вечернего Причащения, с самого утра пребывали в храмах натощак, готовясь с радостью к вкушению Святых Таин. Это был не миссионерский, а сугубо аскетический подвиг, вряд ли посильный нынешним христианам. Напомним, что, согласно 29 прав. VI Вселенского Собора, 50 и 58 прав. Карфагенского Собора, причащаться следует «неядшими», т. е. строго натощак. Но о какой миссионерской направленности такой вечерней литургии в настоящее время может вообще идти речь? Как раз такой искусственный «возврат к древней литургической практике», на чем зациклены все обновленцы (вслед за протестантами), носит откровенно антимиссионерский характер: вряд ли кому-то в нынешних городских условиях по силе воздержаться от пищи 19–20 часов. Мы можем только восхищаться аскетической выдержкой владыки Иоанна и его сподвижников на миссионерском поприще. Ни на миг не сомневаемся, что все они строго соблюдают евхаристический пост и с полуночи воздерживаются от пищи до вечерней литургии, страшась нарушить Соборные определения, приведенные выше.

В той же публикации архиепископ Иоанн говорит: «И в те или иные моменты службы (мы) даем комментарии: “сейчас совершается такое действие, оно означает то-то и то-то”. Затем Евангелие читается на двух языках — на церковнославянском и на русском». Ну, прямо как лекция в музее древних искусств!

Вот как описывают ход «миссионерского богослужения» сами «миссионеры» Белгородской епархии (свящ. Димитрий Карпенко и др.): «По ходу совершения литургии было сделано несколько (интересно, сколько? — Н.К.) остановок, во время которых всем собравшимся в храме объяснялся смысл богослужения». Не хотел бы я оказаться на таком «миссионерском» богослужении ни сейчас, ни в 1970-е годы, когда я с благоговением впервые внимал всему тому, что так торжественно и мистически-таинственно пелось и читалось в московском храме святителя Николая в Хамовниках. И слава Богу, что в то время никто не останавливал богослужение, не выходил на амвон или в центр храма и не пояснял: «сейчас, дорогие братья и сёстры, вы услышите малопонятное для вас чтение, которое называется “чтение шести псалмов”. Оно означает… и символизирует… А сейчас, дорогие братья и сёстры, вы услышите чтение отрывка из книги, которая называется “Благая весть, или Радостное известие”. Оно означает… и переводится так…, а перед чтением священнослужитель, который по-славянски называется “дьякон”, будет махать перед этой книгой специальным дымящимся прибором, который называется “кадилом”, а одет этот дьякон в малопонятную для вас одежду, которая носит название “стихарь”… Итак, будьте внимательны!» «Вонмем» — возглашает диакон. «Внимание, внимание!» — переводит услужливый миссионер. Упаси нас всех Господь от подобных белгородских «миссионерских» богослужений!

Естественно, в «Российской газете» не обошлось без дежурного для светских СМИ либерального вопроса, предусматривающего либеральный ответ: вопроса о языке богослужения. И либеральный ответ не заставил себя ждать. Архиепископ Иоанн признается в проведении грандиозного «миссионерского» проекта: «Мы у себя в епархии перевели Великий Покаянный канон прп. Андрея Критского на русский язык, и когда начали его читать в Великом посту, удивительный был эффект — в храмах в два раза, наверное, прибавилось людей. И многие благодарили за понятность и образность».

Во-первых, не нарушается ли тем самым присяга, которая дается при целовании Святого Евангелия и Креста Господня? В ставленнической присяге среди прочего говорится: «…Богослужения и Таинства совершать с тщанием и благоговением, по чиноположению церковному, ничтоже произвольно изменяя».

Во-вторых, было нарушено распоряжение священномученика митрополита Петра (Полянского) от 14 сентября 1925 года, никем не отмененное, о недопустимости, в частности, «введения в богослужебную практику русского языка» (п. 13). В этом распоряжении митрополит Петр предупреждал, что упорствующие новаторы будут подвергнуты взысканиям.

В-третьих, напомним Белгородскому архиепископу Иоанну слова Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия от 24 декабря 2007 года: «Никакой “подготовки литургической реформы в Церкви” нет и быть не может! Те, кто порой высказывают частные мнения о том, что нужно перевести богослужение на русский язык, о чем в свое время говорили обновленцы, или предлагают сократить богослужение, забывают, что Церковь, ее уставы и правила вырабатывались тысячелетиями, и они должны свято соблюдаться. Никакого пересмотра текста Великого канона преподобного Андрея Критского не будет. Церковь наша в трудные времена гонений и испытаний выстояла, сохраняя незыблемой свою традицию. Эту традицию должны свято беречь и мы. Я призываю всех вас соблюдать наши православные традиции и не смущаться частными высказываниями людей, пытающихся возвратить нас во времена обновленчества».

Да и стоит ли особо удивляться обновленческим белгородским экспериментам, если секретарю Белгородского епархиального управления священнику Димитрию Карпенко очень симпатичны богослужебные реформы о. Георгия Кочеткова и разработанная им система катехизации Свято-Филаретовского института? На очередном юбилейном торжестве СФИ о. Д. Карпенко обратился к о. Г. Кочеткову со следующими словами: «Сегодня, когда принята Концепция миссионерской деятельности РПЦ, к составлению которой Вы, о. Георгий, также были причастны (!), когда мы совершаем поездки по всем епархиям, различным духовным школам нашей церкви, мы видим, что то, о чем Вы говорили, то, чем Вы занимались все эти 20 лет, становится делом общецерковным… Сегодня дело СФИ — это дело Церкви!» (http://www.sfi.ru/rubrs.asp?art_id=9377&rubr_id=969).

Итак, уточним слова священника Димитрия Карпенко: «Дело священника Кочеткова — это дело Церкви!» Тогда не вызовет удивления тесное сотрудничество Белгородской епархии (в частности, Белгородской миссионерской семинарии) с московским обновленческим «Свято-Филаретовским институтом», что проявилось в 2008 году на одной из секций XVI Рождественских чтений: обновленчество и тут ловко прикрывается миссионерскими целями.

Уже несколько лет в Белгородской епархии по инициативе секретаря Белгородского владыки священника Димитрия Карпенко проводятся так называемые «миссионерские богослужения» с непременными многочисленными остановками богослужения для «миссионерских комментариев» (см. выше). Причем Миссионерский отдел настойчиво рекомендует проведение подобных «миссионерских литургий», которые представляют собой самое настоящее глумление над православным богослужением, другим епархиям.

Не стоит ли ради большей «миссионерской понятности» богослужения белгородским миссионерам поснимать в кафедральном соборе все намоленные иконы и заменить их цветными современными фотографиями, а малопонятные простому человеку архаичные византийские литургические облачения духовенства сдать в местный краеведческий музей и отныне совершать все «миссионерские богослужения» в современных цивильных костюмах? Вне всякого сомнения, и в этом случае найдутся те, кто от всего сердца поблагодарит духовенство храма «за понятность и образность» одеяний. Может быть, в этом случае в храмах белгородской епархии людей прибавится не в два, а в три раза! Главным образом — за счет тех, кто озабочен «опасностью ползучей клерикализации» в нашем обществе и ради этого стремится как можно скорее демократизировать и отолерантить Русскую Церковь. Ведь служба на церковнославянском — это «вопиющее нарушение прав человека»!

Белгородские «миссионеры» настойчиво предлагают заняться «созиданием евхаристических общин (наподобие пронумерованных кочетковских семей-общин? — Н. К.), возможностями миссионерского богослужения и проблемами богослужебного языка Церкви».

Отметим еще раз, что «проблемы богослужебного языка Церкви» не существует, о чем ясно и недвусмысленно заявил Святейший Патриарх. Если же для белгородских «миссионеров», распространяющих свой обновленческий опыт по другим епархиям, слова Первосвятителя Русской Православной Церкви ничего не значат, то никто не мешает им создать свою «миссионерскую православную церковь обновленческого обряда» с резиденцией в г. Белгороде.

Любопытно отметить в этой связи призывы одного из околоцерковных хунвэйбинов к белгородским миссионерам: «Всё идет по плану. Это — не остановить!.. Будущее принадлежит таким как вы. На нашем веку — появление не только Арктического, но и Марсианского экзархата... Поэтому — ни шагу назад! Решения Священного Синода — в жизнь! Доведем Миссионерскую концепцию до каждой епархии, каждого прихода, каждого священника и мирянина Русской ПРавославной Церкви!.. Миссия или смерть!.. Долой врагов православного народа! Долой миссиофобов! Долой врагов политического ПРавославия!!! Да здравствуют ...ская епархия, ее глава и служба коммуникаций! НАша миссионерская команда — это самая НАстоящая АРМИЯ БОГА, "СПЕННАЗ СВЯТОЙ ТРОИЦЫ"! И НАша МИссия будет испепеляющей!!!» (kirillfrolov.livejournal.com). Ну, прямо Лев Троцкий с пламенными призывами к всемирной миссионеризации трудящихся!­

Другой «миссионер» Белгородской епархии игумен Евмений (Перистый) активно внедряет в Православие неопятидесятнический «Альфа-курс», известный также под названиями «Альфа и Омега» и «Путь», замаскированный в православные миссионерские проекты. Да и сам архиепископ Белгородский Иоанн является активным пропагандистом программы «Путь», о чем он неоднократно высказывался в церковных изданиях.

В своей неохаризматической деятельности игумен Евмений (Перистый) использует принципы эзотерики, сверхъестественных переживаний, экстатических состояний, в частности, неопятидесятническую глоссолалию для «исполнения человека Святым Духом», т. н. «уикэнды Святого Духа», неохаризматический сленг («кайф Святого Духа», «святой смех»), что превращает последователей «Альфа-курса» в харизматическую секту «евмениан», прикрывающихся миссионерскими задачами под крышей Миссионерского отдела РПЦ. Особую опасность представляет тот факт, что прошедшие «Альфа-курс» получают дипломы психологов-катехизаторов и можно только догадываться, сколько вреда способна принести эта псевдоправославная, крайне агрессивная программа, широко внедряемая от имени Русской Православной Церкви.


V
.

Итак, мы видим, что нередко под вывеской «Миссионерской концепции» настойчиво продвигается чисто обновленческий проект богослужебной реформации.

В то время, когда радикализируются крайне правые активисты в Русской Церкви («обращения» епископа Диомида, драматические события с зарывшимися в подземелье сектантами в Пензенской области), безответственно и пастырски преступно радикализировать и воодушевлять другое крыло — либеральных активистов, т. е. неообновленцев и церковных модернистов, надеждами на ожидаемые ими богослужебные реформы.

Тем самым создается повод к размежеванию и возможному расколу с нашими братьями в нашей Русской Церкви, пусть и одураченными паспортно-апокалиптической пропагандой, которые после этого еще больше будут кликушествовать об «отступничестве от чистоты православия» епископата РПЦ и пополнять ряды сторонников Диомида.

И вина в этом во многом ложится на тех, кто под предлогом важности «миссионерских литургий» и прочих «миссионерских проектов» пытается реформировать традиционное православное богослужение, разрушать те устои Православия, за сохранение которых исповеднически боролись и страдали многие поколения православного народа. Будем помнить, что реформы в Церкви, да еще в неспокойное время, никогда ее не укрепляли, а укрепляла Церковь и верных ее чад всегда только благодать Божия, которую никакой русификацией стяжать невозможно, и которая способна дать почувствовать верующему человеку божественную красоту и глубочайшее догматическое содержание нашего традиционного церковно­славянского богослужения.



[1] Однако в Типиконе однозначно указывается, что литургия Преждеосвященных Даров должна во всяком случае заканчиваться до наступления вечера, ибо в девятом часу (после 3-х часов пополудни) должно начинаться Великое повечерие (см.: понедельник 1-й седмицы Четыредесятницы).