Богородица

Библиотека Cовременное обновленчество – протестантизм «восточного обряда»

Диакон Андрей КУРАЕВ
О католической миссии в большевистской России 20–30-х гг.

 

«Нынешняя община вновь открытого Высоко-Петровского монастыря предпринимает усилия с тем, чтобы был начат процесс канонизации архиепископа Варфоломея». Это обычное для наших дней известие о том, что группа людей, хранящих светлую память о своем духовном отце, расстрелянном в годы гонений, начала сбор документов и свидетельств, необходимых для причисления исповедника к лику святых новомучеников российских.

Одно необычно в этом сообщении – личность Владыки, представленного к прославлению в качестве святого Православной Церкви.

Николай Федорович Ремов родился в 1888 г. Окончил Московскую духовную академию, посвящен в иеромонахи в 1912 году, был преподавателем и профессором МДА (с 1916 г.); в 1920–21 гг. – проректор академии, а затем, по некоторым сведениям, ректор академии, перешедшей на подпольное существование. 10 августа 1921г. Патриархом Тихоном посвящен во епископа Сергиевского. Позднее митрополитом Сергием, бывшим его соузником во время одного из своих арестов, возведен в сан архиепископа. До 1929 г. был настоятелем Высоко-Петровского монастыря. Арестовывался в 1921, 1928, 1935 годах. Расстрелян в 1935 г.

Это те сведения, которые можно почерпнуть из доступных ныне источников по истории Русской Православной Церкви ХХ века. И если основываться только на них, то вопрос о прославлении расстрелянного архиерея представляется беспроблемным.

Но есть еще два источника сведений о жизни архиепископа Варфоломея. Это архивы. С одной стороны, это архивы НКВД, где хранится «Дело гр. Ремова». С другой – это зарубежные архивы (точнее, архивы Генеральной курии конгрегации ассумпционистов в Риме и Национальная библиотека Франции).

Впервые же вопрос о канонизации архиепископа Варфоломея поднял католический епископ д’Эрбиньи1. Именно он еще в тридцатые годы «хотел видеть Варфоломея канонизированным (beatifie)».

Д’Эрбиньи был личным другом папы Пия XI, онователем Папского Восточного Института. По распоряжению Пия XI тайно посвящен кардиналом Пачелли (будущим папой Пием XII) в епископы, для того чтобы совершать тайные епископские хиротонии в России. Д’Эрбиньи возглавлял папскую комиссию «Pro Russia» и Восточный Папский Институт, целью которого была подготовка духовенства для России на случай, если коммунистический режим падет или станет мягче, но прежде все-таки успеет истребить духовенство Русской Православной Церкви. Вот тогда на российские просторы, освобожденные большевиками от православных «схизматиков», придут служители Рима и присоединят-таки Россию ко «вселенской Церкви».

Иван Ильин так свидетельствовал о настроениях, которые царили в умах католических иерархов в межвоенный период: «Сколько раз за последние годы католические прелаты принимались объяснять мне лично, что "Господь выметает железной метлой православный восток для того, чтобы воцарилась единая католическая церковь". Сколько раз я содрогался от того ожесточения, которым дышали их речи и сверкали их глаза. И, внимая этим речам, я начинал понимать, как мог прелат Мишель д’Эрбиньи, заведующий восточно-католической пропагандой, дважды (в 1926 и 1928 году) ездить в Москву, чтобы налаживать унию с “обновленческой церковью” и “конкордат” с Марксовым Интернационалом, и как мог он, возвращаясь оттуда, перепечатывать без оговорок гнусные статьи Ярославского-Губельмана, именующие мученическую православную патриаршую церковь (дословно) “сифилитической” и “развратной”... Я понял наконец истинный смысл католических “молитв о спасении России”: как первоначальной, краткой, так и той, которая была составлена в 1926 г. папою Бенедиктом XV и за чтение которой у них даруется (по объявлению) триста дней индульгенции...»2.

Ильин только в одном не прав: д’Эрбиньи посещал Советскую Россию не дважды, а трижды, причем последний визит приходится все-таки на август – сентябрь 1926 г. Об одной из целей его визитов говорит Н. А. Струве: «Позволю себе отослать Вас к объективной книге о. Антония Ангера “Рим и Москва. 1900–1950”. Вы в ней узнаете о лукавой политике иезуита монсеньора д’Эрбиньи, который в 20-х годах, пользуясь гонениями на патриарха Тихона, пытался склонить к Риму живоцерковников, затем перенес свои усилия, совместно с епископом Неве, на тихоновский епископат, в надежде добиться избрания на патриарший престол епископа, тайно принесшего присягу Риму»3.

Этот план кажется авантюрным, если не знать церковной ситуации второй половины 20-х годов. После кончины Патриарха Тихона в 1925 году новый глава Русской Церкви не мог быть избран на Соборе, поскольку большевистские власти не давали разрешения на проведение Собора. Все Местоблюстители Патриарха к концу 1926 года были арестованы. Митрополит Сергий (Страгородский) возглавлял церковную администрацию с необычным титулом «Заместителя Патриаршего Местоблюстителя». Поскольку надежды на проведение Собора не было (все съехавшиеся на него были бы немедленно арестованы как участники нелегального, а значит, антисоветского собрания), то возникла идея проведения тайных выборов Патриарха. Это должны были быть выборы по переписке. Доверенные лица возили подписные листы по епархиям и собирали голоса архиереев, подаваемые в пользу той или иной кандидатуры. Даже сам митрополит Сергий принял участие в одной из таких подписных кампаний, за что и был в очередной раз арестован. Наиболее авторитетные иерархи Церкви уже были под арестом или в ссылках. Поэтому на первые роли выдвинулись епископы, менее известные в прежние годы. Кроме того, поскольку ни технически, ни канонически невозможно управлять Церковью из какого-нибудь провинциального города, приходилось более внимательно относиться к кандидатурам тех епископов, которые находились в Москве.

Одним из таких архиереев и был епископ Варфоломей Ремов. Роль, уготованная ему в восточной политике д’Эрбиньи, вполне определенна: «Мой план сводится к следующему: нужно подготовить избрание русского патриарха из числа епископов, находящихся сейчас на территории России, который, прежде чем открыто объявить о своем избрании, перебрался бы на Запад и, может быть, пошел бы на заключение унии со Святым престолом. Учитывая все сложности нынешней ситуации, нужно найти способ, чтобы лучшие из находящихся в России епископов выбрали кандидата на патриарший престол. Я думаю, что для этой роли подошел бы епископ Варфоломей. Если все это возможно сделать, то провозглашение русского патриарха Ватиканом или благодаря Ватикану вполне может вызвать положительную реакцию»4.

Был ли это только план или хотя бы часть его удалось реализовать? Д’Эрбиньи лишь мечтал о переводе владыки Варфоломея в католичество или этот переход действительно имел место?

 * * *

Итак, какой же след оставил этот московский епископ в католических зарубежных архивах? Среди документов, находящихся в архивах Генеральной курии конгрегации ассумпционистов в Риме, хранятся две официальные грамоты комиссии Pro Oriente – от 25 февраля и 3 июля 1933 года – об учреждении титулярной кафедры Сергиевской в юрисдикции Рима. Латинские подлинники этих грамот имеют гриф «Pontificia Comissia Pro Oriente» без номера протокола и заверены печатью с двумя подписями: президента Комиссии епископа Мишеля д’Эрбиньи и ее секретаря Ф. Джоббе5. Это, как и многое другое из того, что делалось Комиссией Pro Russia, имело полусекретный характер и осуществлялось хотя и с ведома папы, но исключительно авторитетом епископа д’Эрбиньи, имевшего относительно всех “восточных дел” чрезвычайные полномочия от папы.

Так пишет современный московский католический журнал. Аналогичное сообщение о владыке Варфоломее двадцать лет назад сделал и французский католический историк Поль Лезур6: «Это был русский прелат, обращенный в католичество. Верховный Понтифик специально уполномочил его сохранить прежнее имя его кафедры, которое является столь почитаемым по всей России. Этот прелат, чье русское имя Николай Федорович Ремов... тайно принят в католическую Церковь 10 ноября 1932 г. и папою наречен епископом 25 февраля 1933 г., причем с титулом “Сергиевский” (он был первым православным епископом города Сергиев, ранее не имевшего ни некатолических, ни католических епископов). В одном из писем, адресованных монсеньору Неве 10 ноября 1932 г., он (Варфоломей.– А.К.) писал: “Читая это письмо, я поистине чувствую себя Вашим братом (недостойным, но все же братом) и сотрудником. Это великое счастье для меня – осознавать себя принадлежащим вместе с Вами, монсеньор, к епископату вселенской Церкви”. Арестованный 6 февраля 1934 года, он был казнен 27 или 31 июля 1935 года после 18 месяцев пыток, в ходе которых от него требовали, чтобы он отрекся от единства с католичеством. Он остался, несмотря на все ухищрения советских палачей, неколебимо верен католичеству и смог передать свидетельство своей верности Риму со свидетелем его последних пыток»7.

При этом по настоянию д’Эрбиньи и епископа Неве переход в католичество не должен был повлечь за собой никаких внешних перемен в жизни православного архиерея; он должен был оставаться в юрисдикции митрополита Сергия и по-прежнему окормлять братию Высоко-Петровского монастыря. Продолжая быть наместником Высоко-Петровского монастыря, епископ Варфоломей создал в нем тайную католическую общину, параллельную официальной православной. Православными были собственно монахи – братия монастыря, а тайными католиками – несколько монахинь и мирян.

Так почему же последний ректор Московской духовной академии оказался в католичестве?

Может быть, здесь сказалась традиционная русская завороженность активностью и организованностью католической церкви8. Это чувство мощи и порядка должно было быть особенно острым на фоне церковного разгрома и развала 30-х годов.

На решении владыки Варфоломея могло сказаться и обычное тщеславие, которого, похоже, он был не чужд. Во всяком случае, в мемуарной литературе сохранился один эпизод, говорящий об этой черте характера Варфоломея Ремова: «В последнее время перед закрытием Лавры Вассиан жил с Варфоломеем даже в смежных комнатах, но не упускал случая посмеяться над суетностью своего друга. Варфоломея должны были рукоположить во епископа сергиевского, что и произошло. Но в последние месяцы перед хиротонией Варфоломей очень волновался, хотя и старался этого не показывать. Причину волнения будущего епископа мне открыл Вассиан, сказав: "Варфоломей знает, что его дело в принципе уже решено. Епископом он будет; но боится, чтобы я его не обогнал – как бы ему не пришлось у меня благословиться! Видите, какие пустяки могут отравлять жизнь совсем не глупого человека"»9.

Наконец, первый импульс к сближению владыки Варфоломея с католичеством мог исходить совсем из нецерковных кругов и из нецерковных соображений. Освобождение владыки Варфоломея из-под ареста в 1928 г. так описывается Алексеем Юдиным, католическим журналистом, работавшим с архивами КГБ: «Причину проясняют материалы дела 1935 года, где прямо сказано, что владыка сотрудничал со следственными органами. Видимо, он был принужден к такому сотрудничеству после ареста в 1928 г.»10.

К 1928 году относится начало общения этого православного архиерея с католическим епископом Неве. В 1935 г. следователь так прямо и скажет Варфоломею: «Вы имели прямое поручение разрабатывать Неве, на деле же вы сотрудничали с Неве в борьбе с советской властью». О том же говорит и приговор от 17 июня 1935 г.: «Данными предварительного и судебного следствия установлено, что Ремов, состоя секретным сотрудником НКВД, неоднократно встречаясь в Москве в 1934 г. и в начале 1935 г. с неофициальным представителем Ватикана в Москве – Неве, систематически сообщал ему, в нарушение служебного долга, устно и письменно, явно клеветнические и провокационные сведения о мнимом преследовании религии в Советском Союзе»11.

Итак, первые контакты Варфоломея Ремова с католическими епископами начались по заданию НКВД. Затем, возможно, в нем проснулся и личный (богословский, духовный или личностный) интерес к католичеству. Владыка Варфоломей служил НКВД явно не за совесть, а за страх. И потому, пользуясь негласным разрешением на контакты с иностранцами, он уже по своей инициативе передавал им правдивую информацию о преследовании верующих в Советском Союзе (точно так же позднее поступал митрополит Никодим Ротов).

Именно поэтому приговор Ремову был необычно суров по меркам начала 30-х годов: не ссылка и не лагерь, а расстрел. И это несмотря на то, что Ремов сообщил следствию и имена доверившихся ему людей, и их слова и поступки, трактовавшиеся как антисоветские: «Здесь необходимо отметить тот печальный факт, что большая часть показаний, предъявленных арестованным, была получена следствием от самого Варфоломея»12. Так, например, он дал повод для обвинения в антисоветской деятельности епископа Неве: «Осенью 1934 г. Неве предложил Ремову найти доказательства, хотя бы косвенные, участия коммунистов в убийстве французского министра Барту, намекая, что это ему нужно в целях борьбы с советской властью» (из обвинительного заключения).

Захочет ли католическая церковь исполнить желание монсеньора д’Эрбиньи и канонизировать архиепископа Варфоломея Ремова – не знаю. Это, в конце концов, внутреннее дело католической церкви. Но внутри Русской Православной Церкви инициатива «нынешней общины вновь открытого Высоко-Петровского монастыря», несомненно, должна быть приостановлена. Странно лишь, что сама Православная Церковь узнает об этой инициативе из католического журнала13.

Лишь Бог может быть судьею владыке Варфоломею. Земная Церковь, прославляя того или иного своего члена, в его лице указывает на его жизнь как на пример для подражания, как на путь к святости. Вряд ли в качестве такого пути может быть указан путь владыки Варфоломея – путь тайного перехода к иезуитам и путь тайного сотрудничества с НКВД.

 P.S. Я – декан философско-богословского факультета Российского православного университета св. Иоанна Богослова. Наш университет располагается в Высоко-Петровском монастыре. И мне бы очень не хотелось, чтобы описанная в католическом журнале инициатива некоторых прихожан монастырского храма (который ввиду отсутствия сейчас насельников в монастыре является скорее университетским, чем монастырским) воспринималась как позиция университета.
 
 
ПРИМЕЧАНИЯ
 

1. Lesourd P. Entre Pome et Moscou. Le jesuite clandestin. Mgr. Michel d’Erbigny. Paris, 1976. P. 87.

2. Цит. по: Прот. Митрофан Зноско-Боровский. Православие, Римо-Католичество, Протестантизм и сектантство. Троице-Сергиева Лавра. 1991. с. 15.

3. Струве Н. Ответ на письмо в редакцию. // Вестник РХД. № 161. с. 286. Речь идет о книге: Antoine Wenger. Rome et Moscou. 1900–1950. Paris, 1987.

4. Цит. по: Юдин А. Я готов на любые жертвы. Расстрельное дело архиепископа Варфоломея (Ремова). // «Истина и жизнь». 1996. №. 4. с. 34.

5. Цит. по: Юдин А. Я готов на любые жертвы. с. 34.

6. Профессор Поль Лезур – архивист и палеограф. Книга Лезура написана как материал для жития д’Эрбиньи, и автор выражает свое убеждение в том, что д’Эрбиньи должен быть канонизирован. Книга написана на основании автобиографии д’Эрбиньи. Автор не работал в архивах Ватикана. Все документы Лезуром с разрешения семьи д’Эрбиньи помещены в Национальную библиотеку Франции.

7. Lesourd P. Entre Pome et Moscou. p. 87.

8. О знаменитом ленинградском митрополите Никодиме (Ротове), о котором нередко также говорят как о тайном католике, современный публицист (кстати, уж совсем не тайный, а открытый униат) Яков Кротов написал, что «в католичестве митр. Никодим любил власть, а не святость» (Кротов Я. Рецензия на книгу М. Мэлаки «Ватикан». // Христианство в России. 1995. № 3. с. 51).

9. Волков С. Последние у Троицы. М.–Спб. 1995. с. 252–253.

10. Юдин А. Указ. соч. с. 36.

11. Юдин А. Указ. соч. с. 39.

12. Там же.

13. Там же.

* * *

От составителей
 

В книге М. Стахович «Фатимские явления Божией Матери утешение России» (М. 1992) приводится и такой интересный факт: «5-го февраля 1931 г. епископ д'Эрбиньи, председатель комиссии «Pro Russia» (римского) «Восточного Института», приближенный папы, с которым он встречался ежедневно, писал епископу Неве в г. Москву о своем проекте «избрания» для России в патриархи владыки Варфоломея, тайно перешедшего в католичество. Это «избрание» состояло бы, при содействии Рима, в сборе отдельных подписей православных епископов. Благодарный «избранный» кандидат подписал бы унию, и Россия ее приняла бы в ответ на щедрый жест Рима: дар России мощей Святителя Николая Угодника!» (с. 23–24).

В книге профессора Лионских католических факультетов и советника посольства Франции при Ватикане А.Ванже (в другой транскрипции – Ангер) «Рим и Москва, 1900–1950» (Wenger A. Rome et Moscou, 1900–1950. Paris, 1987) говорится, что «апостолический администратор» Москвы П.Неве получил от Мишеля д'Эрбиньи полномочия разрешать обращенным при переходе из Православия в католичество сохранять в тайне свою новую конфессиональную принадлежность.

Заслуживает интереса и следующее сообщение А.Ванже: митрополит Ленинградский Никодим (Ротов) рассказывал ему, что он служил в коллегиуме «Руссикум» (иезуитском очаге для миссионеров «восточного обряда») на антиминсах, посланных еще в 20-х или 30-х гг. епископом Неве епископу д'Эрбиньи.

В этой связи представляется весьма правдоподобным сообщение, приведенное католическим изданием «National Catholic Reporter» с ссылкой на книгу «Passion and Resurrection: The Greek Catholic Church in the Soviet Union», согласно которому Ленинградский митрополит Никодим имел инструкции от папы Павла VI о распространении католицизма в России и был тайным католическим епископом, скрывающимся под видом православного архиерея. Согласно сообщению «Радио Ватикан», о.Шиман в журнале иезуитов «Чивильта Каттолика» утверждает, что митрополит Никодим открыто поддерживал «общество Иисуса», со многими членами которого он имел самые дружеские связи. Так, испанский священник-иезуит Мигель (Михаил) Арранц в 70-е гг. был приглашен митрополитом Никодимом для чтения лекций в Ленинградской Духовной Академии, став первым иезуитом, преподававшим в православном учебном заведении в Советском Союзе.

Митрополит Никодим перевел на русский язык текст «духовных упражнений» Игнатия Лойолы – основателя Ордена Иисуса, и, как пишет иезуит о.Шиман, очень возможно, имел их постоянно при себе, а согласно М.Арранцу, «интересовался духовностью иезуитов» («Истина и жизнь». 1995. №2. С. 27).

В том же католическом вестнике «Истина и жизнь» (С. 26) приводятся весьма характерные воспоминания священника-иезуита Михаила Арранца о том, как по благословению Ленинградского митрополита Никодима М.Арранц служил «литургию восточного обряда» в домовой церкви Никодима в Ленинградской Духовной Академии, причем о.иезуиту «прислуживал будущий владыка Кирилл – тогда он был дьяконом» (как известно, митрополит Смоленский Кирилл (Гундяев) был личным секретарем и ставленником митрополита Никодима, известного своей приверженностью экуменизму, папизму и обновленчеству[1]). Митрополит Никодим допускал своего друга священника-иезуита М.Арранца во время его преподавательской деятельности в ЛДА причащаться вместе с православными клириками («Истина и жизнь». 1995. №2. С. 27).

Добавим к этому, что степень магистра богословия митрополит Никодим получил в 1970 г. за диссертацию о понтификате римского папы Иоанна XXIII, а скончался Никодим скоропостижно в сентябре 1978 г. в Ватикане на аудиенции у новоизбранного папы Иоанна Павла I, в чем нельзя не увидеть указание Свыше на то, к чему стремилась душа этого маститого митрополита-экумениста.

Необходимо, однако, отметить, что понятие «тайный католик» не предполагает формального разрыва с Православной Церковью: тайный переход в католичество означает негласное принятие духовного лица в сущем сане в лоно т.н. «Вселенской церкви», то есть в евхаристическое общение и иерархическую связь с римским епископом (папой); при этом продолжается служение в Православной Церкви в прежнем сане и должности с целью постепенного насаждения среди прихожан и, возможно, духовенства симпатии к Западной «Матери-церкви». Еще в начале ХХ века папа Пий Х разрешил принимать в унию православное духовенство с оставлением их на занимаемых местах при православных храмах, под юрисдикцией православных архиереев и петербургского Синода; на литургии было разрешено не произносить Filioque, не поминать папу, разрешалось молиться за Святейший Синод и т.п. (К. Н. Николаев. Восточный обряд. Париж. 1950. С. 62).

Именно тайное униатство отдельных священников или даже епископов должно, по замыслу ватиканских аналитиков, обеспечить дело унии с т.н. «апостольским римским престолом». Той же униональной цели служит и широко пропагандируемая униатствующими православными идея «двух легких» – Православия и католичества, вместе якобы и составляющих единую Вселенскую Церковь (один из родоначальников этой идеи – русский религиозный философ Вл.Соловьев принял католичество в 1896 году). Следует отметить, что редкие случаи перехода в католицизм отдельных людей в дореволюционной России было просто «дворянской дурью», а народа это ни в коей мере не касалось.

Рим, ради своих миссионерских и униональных целей, в последнее время не настаивает на чтении Символа веры (по-гречески или по-славянски) с прибавлением «и от Сына», когда совершается византийская литургия (папа Бенедикт XIV еще в 1746 г. указал, что выражение «от Отца исходящего» не следует понимать, как «от Отца только», но имплицитно и «и от Сына»). Кроме этого, «Восточный обряд» Ватикана признает многолетнее почитание русских святых, прославленных после 1054 г., формой их канонизации Римом и допускает в криптоуниатских целях их литургическое почитание.

Таким образом, «Восточный обряд» – новый способ миссионерства Ватикана – был вызван в жизнь после неудачных попыток уний в прошедшие века, когда церковное сознание православного народа предпочитало скорее лишения, гонения и даже смерть, чем измену святоотеческой православной вере.

В последние десятилетия униональная стратегия Рима в отношении России заключается в том, чтобы не заниматься откровенным латинским прозелитизмом среди отдельных русских «схизматиков» (агрессивная миссия и насаждение латинства может вызвать только ответные антикатолические настроения в православной среде, что весьма нежелательно для продвижения идеи «воссоединения церквей» под главенством «святого престола»), а повторить попытку унии по «образцу» митрополита Исидора: подчинить римскому «первосвященнику» сразу всю Русскую Церковь, оставляя за ней право не принимать никаких других новых латинских догматов и нововведений и тем самым как бы сохранить свою «восточную чистоту» – православный византийский обряд и проч.

Необходимо всегда помнить, что Ватикан никогда не забывал своей главной, вековой цели – подчинить римскому престолу «восточных схизматиков», или, согласно современной экуменической терминологии, Церковь-«сестру».

 


[1] Богослужебные реформы, проповедуемые нынешними неообновленцами, предлагались в свое время и митрополитом Никодимом: «Одной из важных проблем нашего времени является постепенное введение в богослужебное употребление понятного для всех русского языка... В наше время, по мнению многих, становится весьма желательным, иногда необходимым, употребление русского текста Священного Писания для богослужебных евангельских, апостольских и некоторых иных чтений в храме (например, шестопсалмия, паримий и т. д.)» («Журнал Московской Патриархии». 1975. №10. С. 58). Эти новшества, а также чтение вслух евхаристических молитв, практиковались митрополитом Никодимом в Троицком храме ЛДА.

К богослужебным реформам в Русской Православной Церкви призывает и близкий друг покойного митрополита Никодима иезуит Михаил Арранц в католическом вестнике «Истина и жизнь» (1995. №2. С. 28): «На Востоке, конечно, назрела необходимость литургической реформы».